К вечеру ветер подул с запада и тучи поползли
па небо. Сначала шли обрывками легкие, белые
облака, а потом посунулись серые, с синеватым
отливом. Солнце спряталось, стало холодно, брыз-
нул дождь. Ветер налетал порывами и все как-то
сбоку. Волны запрыгали, замелькали на них белые
гребешки, стало покачивать.
— Как бы шторма не было,— сказал кто-то из
товарищей.
— Нет,— сказал Алексей, поглядывая на небо.—
Это веснянка, скоро пройдет.
Тучи сгустились, ветер подул сильнее, и брызги
от волн, сразу поднявшихся, как бы набухших,
стали смешиваться с брызгами дождя. Даль затя-
нулась туманом и море стало черное, неприветли-
вое, злое. А давно ли оно улыбалось?
Сенька сидел в уголке, закрывшись парусом.
Баркас пошвыривало, и голова кружилась так,
точно он накурился табачного зелья. Незаметно
спустилась темнота. Смешалась с морем, с тучами
и плохо было видно впереди. Зажгли фонарь и по-
весили на носу.
Сенька всматривался в лица своих больших то-
варищей—лица были спокойны, и это ободряло
его.
«Только бы не налететь на льдину»— опасливо
думал он, всматриваясь вперед.
Время шло, дождь барабанил, ветер не утихал,
и темнота лежала над морем, черная, тревожная.
Поужинали всухомятку хлебом с солью. Рыбаки
часто менялись у парусов, и сквозь спокойствие
проглядывала забота.
Сенька задремал, сидя в уголке. Его укачало,
как ребенка в люльке.
И вдруг он проснулся от сильного толчка, шума
и треска. На баркасе засуетились. Мелькали в тем-
ноте фигуры. Свет фонаря колебался в чьих-то
руках. У Сеньки замерло сердце. «Тонем» — поду-
мал он, и ему стало страшно. Он вскочил и вытя-
нулся вперед, держась руками за палубу.
Баркас уже не качался. Что такое? Неужели
земля?.. Огонь фонаря метался по баркасу, загля-
дывая во все углы.
— Течи нет?— послышался озабоченный голос
Алексея.
— Нету,—отозвался кто-то с фонарем.—Да он
вошел мягко. Лед теперь, как масло.
— Ну, слава богу.
Сенька понял: это они врезались в льдину, кото-
рой не заметил в темноте.
К нему подошел Андрей.
— Не бойся,— сказал он ласково и серьезно.—
Опасного нет. Это даже лучше, что в лед сели—
трепать не будет.
— А как же мы изо льда?— спросил Сенька.
— Ничего, высвободимся к утру. Спи, Сеня.
Но сна не было в эту ночь на баркасе.
До полуночи свистел ветер и глухо шуршали
кругом льды. Что-то звенело, хлюпало, перелива-
лось. Похоже было на звон, на музыку, которую
приносил издали ветер. Баркас колыхался мертвой
зыбью. Опасно было, как бы не засосал лед. Обло-
жит кругом, как стеной, сдавит со всех сторон,
тогда и не выберешься.
После полуночи ветер стал утихать, небо про-
яснилось, показались звезды, а потом и месяц под-
нялся, большой и красный, с ущербленным краем.
И стало светлее, покойнее. Впереди, насколько
было видно, белел лед. Сзади и с боков толпились
тоже льдины и их становилось все больше, все
шире разрасталось вокруг баркаса белое кольцо.
— Надо выбираться отсюда,—сказал Алексей,—
а то к утру нас совсем обложит.
Попробовали шестами. Лед был мелкий, шесты
уходили в воду. Разболтали веслами ледяной ки-
сель, переставили паруса и стали медленно выби-
раться из ледяной трясины.
При свете луны Сенька видел, как перевалива-
лись вдали, где не было льда, большие тяжелые
волны, и в сравнении с ними щепкой казался бар-
кас. Закачают его, проглотят волны... Но и тут
оставаться тоже нельзя. Да, вот оно море. Пока
тихое—весело и хорошо, а зашумит, вспенится, за-
бунтует— и страшно, душа в пятки уходит, и не
знаешь, жив будешь или нет...
Сенька смотрел, как работали шестами и вес-
лами рыбаки, и порой его охватывала тяжелая
дремота. Вот он видит ворочающиеся у бортов фи-
гуры при свете месяца,— и вдруг все исчезнет,
и кажется ему, что летит он вместе с баркасом в ка-
кую-то пропасть. А кругом шорох, шум и чьи-то
глухие, испуганные голоса... Шевельнется, откроет
глаза;— все по-прежнему: и свет луны, и белые льды,
и ворочающиеся у бортов фигуры.
На рассвете выбрались изо льда. Ветра не было.
А море расколыхалось и не могло уже остановить
свою холмистую зыбь. Баркас подбрасывало, швы-
ряло с волны на волну, то клало боком, то зади-
рало нос. И Сеньке казалось, что у него вытряхи-
вают внутренности, тянут жилы. Несколько* раз он
стукался головой о палубу и не чувствовал боли.
Стало тепло после дождя. Небо, окрашенное
румянцем зари, было такое прозрачное, чистое,
словно его вымыл дождь, и месяц совсем низко ви-
сел над водой, а у Сеньки мутилось в глазах, му-
тилось в голове. Перед восходом он уснул, уткнув-
шись в уголок, и лицо у него было измученное,
больное, словно он не спал три ночи.
VIII.
— Вставай, Сенька, вставай!
Кто-то тянул за руку, и голос был знакомый.
Сенька открыл глаза. Да это Андрей. Дергает за
руку и улыбается.
— Вставай, бубырь, каша готова.
Лицо у Андрея желтое—видно, что не спал
ночь, да и у других тоже. Солнце уже стоит вы-
соко. Теплый слабый ветер шевелит паруса. Море
почти угомонилось и отливает зелеными и синими
полосами.
— Пока ты спал, нам бог гостя послал,—сказал
Андрей.
— Какого гостя?—с удивлением спросил Сенька.
— А вон гляди.
Сенька обернулся. Среди товарищей возле котла
сидел средних лет человек, в бороде, помятый, как
бы испуганный, с темным измученным лицом и пе-