-- Надо-же случиться, что передъ самымъ знакомствомъ съ новымъ человѣкомъ у меня на губѣ эдакая непріятность!-- досадливо говорила Глафира Семеновна, снимая съ себя шляпку и хватаясь за пудровку.
-- Да что тебѣ, цѣловаться съ нимъ, что-ли! Стоитъ-ли такъ убиваться!
Она обернулась къ нему, вся вспыхнувъ и произнесла:
-- Какъ это глупо! Цѣловаться... Ты очень хорошо знаешь, что о людяхъ судятъ по первому впечатлѣнію, а у меня губа Богъ знаетъ на что похожа: А ужъ твоя физіономія... Это не лицо, а...
-- Съ моего лица ему не воду пить.
-- Глупо и глупо. Пошло. Прошу оставить эти выходки.
-- Такъ что-жъ мнѣ -- идти въ столовую, знакомиться съ капитаномъ и приглашать его сюда?-- спросилъ Николай Ивановичъ.
Глафира Семеновна хотѣла что-то отвѣтить, но раздался стукъ въ дверь.
-- Боже мой! Можетъ быть, это онъ!-- воскликнула она, быстро спрятала пудровку и сказала:-- Антре.
Вошла усатая француженка-распорядительница и съ улыбочкой проговорила по-французски:
-- Молодой морской капитанъ желаетъ васъ видѣть. Онъ говоритъ, что карточка его передана вамъ черезъ швейцара.
-- Просить или не просить?-- спрашивалъ жену Николай Ивановичъ.
-- Да конечно-же просить!-- отвѣчала супруга.-- Только опусти поскорѣй немножко шторы. Опусти на половину. Уй, уй, ву атандонъ мосье ле капитенъ,-- кивнула она француженкѣ и сама бросилась помогать мужу опускать шторы.
Черезъ двѣ-три минуты въ комнату вошелъ офицеръ въ морской формѣ испанскаго флота, совершенно схожей съ формой нашихъ морскихъ офицеровъ, за исключеніемъ погоновъ, вмѣсто которыхъ на плечахъ были маленькія кругленькія золотыя бляшки величиной съ серебряный рубль. Это былъ еще почти молодой человѣкъ, брюнетъ, съ короткими густыми волосами, засѣвшими щеткой, съ смуглымъ лицомъ и испанскими узенькими бакенбардами, идущими отъ виска къ углу челюсти. Придерживая около кортика свою треуголку, онъ поклонился и спросилъ по-русски:
-- Имѣю честь глядѣть на господинъ и госпожа Ивановъ?
-- Точно такъ-съ,-- отвѣтили въ одинъ голосъ супруги, при чемъ Глафира Семеновна прикрыла свою укушенную губу платкомъ.
-- Хуанъ-Педро-Франциско-Себастьянь де Мантека...-- проговорилъ офицеръ и еще разъ поклонился.
Глафира Семеновна, все еще придерживая платокъ около губы, протянула ему руку и, указывая на стулъ, сказала:
-- Прошу покорно садиться.
Всѣ сѣли. Капитанъ опять началъ.
-- Другъ мой и учитель отецъ Хозе Алваресъ послаетъ отъ онъ своя поклонъ. Мы були здѣсь и онъ хочелъ сдѣлать рекомендаціонъ до вашъ экселепцъ, но...
-- Знаю, знаю... Мы получили карточку падре Хозе и ждали васъ,-- перебилъ его Николай Ивановичъ.
Капитанъ сдѣлалъ еще поклонъ, сидя, и продолжалъ:
-- Я лублю русски... Я учаю русски языкъ отъ падре Хозе, но я совсѣмъ не видаль русски люди. Я очень рада, что теперь виду русски люди.
-- И намъ очень пріятно познакомиться съ испанцемъ, говорящимъ по-русски,-- былъ отвѣтъ.
-- Я тоже рада имѣть практикъ въ разговоръ съ настоящи русски люда. Я... я очарованъ отъ мадамъ экселенцъ и ви.
При словѣ "экселенцъ" Николай Ивановичъ важно поднялъ голову и поправилъ галстукъ. Затѣмъ онъ открылъ портсигаръ и протянулъ его капитану.
-- Курить не прикажете-ли, капитанъ? Вотъ русскія папиросы,-- сказалъ онъ.
-- А! Добре... Я рада... Я не курилъ... Я не видалъ русска табакъ... Я булъ въ Америкѣ... Я булъ въ Японія... Я булъ Китай... Булъ въ Англія... и не -- не... не булъ въ Руссія... Хочитъ ни испаньольски сигаретъ? Добри сигаретъ.
Онъ взялъ папироску изъ портсигара Николая Ивановича и раскрылъ свой портсигаръ съ на пиросами, но не закуривалъ и спросилъ Глафиру Семеновну:
-- Станетъ отъ мадамъ экселенцъ... пермисіонъ?
Онъ заглянулъ къ себѣ въ шляпу, на дно ея, и сейчасъ-же перевелъ французское слово "пермисіонъ" на русское, произнеся: "позволени".
-- Пожалуйста, пожалуйста курите. Я давно уже обкурена моимъ мужемъ.
Тутъ Николай Ивановичъ успѣлъ замѣтить, что въ треуголкѣ у капитана маленькій листокъ бумаги съ написанными на немъ русскими словами, куда капитанъ и заглядываетъ въ трудные моменты разговора.
Капитанъ закурилъ папиросу, затянулся и сказалъ:
-- Добръ табакъ. Вы, экселенцъ, изъ Петерсбургъ?
-- Изъ Петербурга, изъ Петербурга...
-- О, какъ я хотитъ видѣть Петерсбургъ! О, какъ я хотитъ видѣть Москва!
Капитанъ торжественно поднялъ правую руку кверху и спросилъ супруговъ:
-- Петерсбургъ больше добръ, какъ Мадридъ?
-- У насъ громадная рѣка Нева, а здѣсь этотъ самый Манзанаресъ... Наконецъ...
Николай Ивановичъ искалъ выраженій, чтобы не обидѣть испанское чувство, но капитанъ при словѣ Манзанаресъ махнулъ рукой и воскликнулъ:
-- О, Манзанаресъ! Это, это...
Онъ сдѣлалъ гримасу.
-- Да и я скажу, что Манзанаресъ стоитъ въ собаку кинуть. Охота вамъ упоминать объ немъ въ географіяхъ! У насъ въ Петербургѣ рѣка Мойка лучше. А Мадридъ городъ хорошій... Только вотъ москиты эти самые... Вуаля... Вотъ...
И Николай Ивановичъ указалъ пальцемъ на опухоль подъ глазами.
-- Это Біаррицъ... Электрическій угорь,-- дотронулся онъ указательнымъ пальцемъ до одного глаза.-- А это Мадридъ... москиты.