-- Такъ вотъ какіе Рубенсы-то бываютъ! Что же, развѣ для знатока... А то, откровенно сказать, ни красы, ни радости. Просто старая картина.
-- Да, стара, очень стара картина, но вы посмотрите, какой экспресіонъ!-- кивалъ на картину капитанъ.
-- Я вижу, вижу, Иванъ Мартынычъ. А только о Рубенсѣ я больше иначе воображалъ, потому разговоръ ужъ очень большой о немъ.
Глафира Семеновна подошла къ мужу и шепнула:
-- Брось. Что ты передъ капитаномъ сѣрое-то невѣжество разыгрываешь! Всѣ на Рубенса восторгаются, а ты Богъ знаетъ какія слова говоришь.
-- Что-жъ, я это чувствую...-- отвѣчалъ супругъ.-- Я говорю только, что очень старыя картины. Старая, но хорошая, хорошая -- поправился онъ.
-- Рубенсъ жилъ въ шестнадцатый сьекль...-- сообщилъ капитанъ.
-- Боже мой, какъ давно! Въ шестнадцатомъ столѣтіи!-- проговорила Глафира Семеновна.-- Надо тоже удивляться и тому, какъ могла такъ сохраниться картина съ того времени.
Далѣе шли два портрета Тинторе, большая картина Рибалта -- Святой Іоаннъ и святой Матѳей, картина Жоанеса, изображающая Аарона.
-- Удивительно, удивительно, какъ все сохранилось! повторяла Глафира Семеновна.
-- Шестнадцати сто-лѣ-ти...-- разсказывалъ капитанъ.-- Но есть и пятнадцати столѣти. Это Тиціанъ... Онъ жилъ въ Венеція въ пятнадцати столѣти... четыресто лѣтъ.
-- Въ сухомъ мѣстѣ картины стояли -- ну, и сохранились,-- разсуждалъ Николай Ивановичъ.-- Удивительнаго тутъ ничего нѣтъ. А вынеси-ка ихъ на чердакъ или въ подвалъ, ну и кончено...
Передъ портретами королевъ Бурбонскаго дома онъ, однако, удивлялся костюмамъ того времени, указывалъ женѣ и говорилъ:
-- А вѣдь платья-то дамскія теперь ужъ, стало быть, на старинный фасонъ начали шить. Вонъ какіе стоячіе воротники тогда были, и теперь стоячіе пошли. И буффы на рукавахъ, стало быть, старомодный фасонъ. Вонъ какія буффы! А вѣдь это, поди, тоже шестнадцатаго вѣка. Капитанъ! Изъ котораго это столѣтія?-- обратился онъ къ капитану, указывая на портретъ.
-- Пятнадцати... Это Тиціанъ...-- былъ отвѣтъ со стороны капитана..-- Поль Веронезъ!-- воскликнулъ онъ вдругъ восторженно и улыбаясь.
Начался рядъ женскихъ портретовъ Поля Веронеза. Далѣе капитанъ остановилъ вниманіе супруговъ на картинѣ того-же мастера "Венера и Адонисъ".
LXXX.
Прошли мимо цѣлаго ряда картинъ испанской школы. Капитанъ умилялся передъ потемнѣвшимъ "Прометеемъ" Хозе Рибера, нѣсколько разъ перемѣнялъ мѣста, указывалъ Глафирѣ Семеновнѣ на достоинства картины, сбивался съ русскаго языка на испанскій и говорилъ безъ конца, забывая, что она не понимаетъ его рѣчи. Но она, желая угодить капитану и чтобы не показаться невѣжественной, дѣлала видъ, что понимаетъ его рѣчь и восклицала:
-- Ахъ, какая прелесть! Ахъ, какъ это живо!
-- Чего тутъ: прелесть! Краски вылиняли, закончено, а она: прелесть!-- проговорилъ Николай Ивановичъ, зѣвая.
-- Веласквецъ де Сильва!-- торжественно поднялъ руку капитанъ передъ портретомъ короля Филиппа Четвертаго.-- Вы посмотритъ, мадамъ, какой экспресія!
-- Да, да, да...-- шептала Глафира Семеновна.-- Хозе Леонардо!-- остановился капитанъ передъ военной картиной этого художника и даже схватилъ Глафиру Семеновну за руку повыше кисти.-- Восторгъ!-- прошептала та, закатывая глазки. Но мужъ ея уже окончательно скучалъ, торопилъ спутниковъ и говорилъ:
-- Не застаивайтесь, не застаивайтесь... хорошенькаго по немножку.
Когда-же начались картины Мурильо, то онъ на нихъ ужъ и не смотрѣлъ, а сталъ наблюдать за работой какой-то молоденькой копировальщицы въ кокетливо надѣтой красной испанской фуражечкѣ, пришпиленной къ косѣ бронзовой шпагой.
Начались картины Итальянской школы. Капитанъ началъ читать Глафирѣ Семеновнѣ чутъ не лекцію объ этой школѣ.
-- Итальянска схола имѣетъ много дѣлени, мадамъ Ивановъ,-- говорилъ онъ, заглядывая въ каталогъ.-- Схола отъ Венеція, схола отъ Флоренца, схола отъ Болонья, схола отъ Неаполи, схола отъ Парма и схола отъ Ромъ.
-- Про какой такой ромъ вы ей разсказываете, капитанъ?-- подвернулся къ нимъ Николай Ивановичъ.-- Развѣ ромъ испанское вино? Вѣдь ромъ, кажется, ямайскій. Ямайка...
-- Чего ты суешься? Чего ты ввязываешься въ разговоръ, не узнавъ въ чемъ дѣло!-- накинулась на мужа Глафира Семеновна.-- Развѣ у насъ о винѣ рѣчь! Только конфузишь меня передъ капитаномъ.
-- Однако, я слышалъ, что капитанъ въ разговорѣ про ромъ упомянулъ.
-- Капитанъ ошибся! Нужно было сказать по-русски Римъ, а онъ сказалъ по-французски Ромъ.
-- Да, да, да. Римъ-то вѣдь по-французски Ромомъ называется. Стало быть, я правильно слышалъ слово: ромъ. Ну, пардонъ, что не въ точку...
Пошли картины Тиціана, Леонарда ли Винчи.
-- Рафаэль Санціо!-- воскликнулъ капитанъ.
-- Да, да... Рафаэль... Я много слышала...-- подхватила Глафира Семеновна, смотря больше на самого капитана, чѣмъ на картины.