Под южными небесами

-- Гдѣ-же, въ самомъ дѣлѣ, испанцы-то въ своихъ нарядахъ? Гдѣ испанки въ мантильяхъ и красныхъ чулочкахъ при коротенькихъ юбочкахъ? Ничего я здѣсь не вижу испанскаго: ни нарядовъ, ни гитары, ни кастаньетъ. Хоть-бы одна какая-нибудь каналья пробренчала на гитарѣ!

-- Погоди, можетъ быть дальше и будетъ. Въ путеводителѣ сказано, что теперь мы проѣзжаемъ провинцію Басковъ,-- отвѣчала жена.

LIII.

Поѣздъ мчался. Проѣхали Толозу, проѣхали Зумарагу, нѣсколько маленькихъ полустанокъ и приближались къ Алсасуѣ. Поѣздъ на половину шелъ подъ землей Николай Ивановичъ успѣлъ уже насчитать до тридцати туннелей.

-- Нигдѣ еще мы такой подземной дороги не видѣли, сколько ни странствовали,-- замѣтила Глафира Семеновна.-- Алсасуя стоитъ въ ста трехъ километрахъ отъ французской границы, это меньше чѣмъ сто три версты, а сколько уже ты насчиталъ туннелей!

-- Двадцать девять,-- откликнулся супругъ.-- Но это все наплевать. А меня поражаетъ, что настоящихъ испанцевъ и испанокъ не видимъ. Все пиджаки, пиджаки и женщины въ обыкновенныхъ платьяхъ. Затѣмъ, объ Испаніи я Богъ знаетъ, что воображалъ, думалъ, что повсюду апельсинныя и лимонныя рощи, а тутъ скалы, скалы и скалы.

-- Такъ вѣдь мы въ горахъ ѣдемъ. Погоди, на равнину въѣдемъ. Впрочемъ, вонъ лужайка и на ней барашки пасутся,-- указала Глафира Семеновна.-- Въ Алсасуѣ буфетъ и Фонда... Можешь рюмку хересу выпить. Да купи мнѣ сельтерской воды и яблоковъ.

-- Лучше, матушка, я полъ-бутылки хересу куплю,-- сказалъ супругъ.

-- Ужъ сейчасъ и полъ-бутылки! Зачѣмъ-же напиваться-то?

-- Не напиваться, а полъ-бутылки дешевле. Съ какой стати дать наживать буфетчикамъ!

Станціи Алсасуя. Опять марширующая пара жандармовъ, опять нищіе съ папиросами и одѣялами черезъ плечо. Николай Ивановичъ побѣжалъ въ буфетъ.

-- Ля митдъ бутеля хересъ,-- сказалъ онъ буфетчику, стоявшему за стойкой безъ сюртука и когда ему тотъ подалъ хересъ, ужасно обрадовался, что поняли его испанскую фразу, почерпнутую изъ словаря.-- Мансана, мансана... Трезъ мансана...-- прибавилъ онъ и показалъ три пальца.

Буфетчикъ далъ ему три яблока и вручилъ сдачу, размѣнявъ дуро -- серебряную монету въ пять пезетъ.

Къ супругѣ Николай Ивановичъ прибѣжалъ въ восторгѣ.

-- По-испански, оказывается, отлично говорю. Все поняли. И какой премилый человѣкъ буфетчикъ! Папиросъ себѣ купилъ. Настоящихъ испанскихъ папиросъ. Спичекъ коробку -- и это ужъ не французская дрянь, сѣренки, а такія-же, какъ у насъ, хорошія спички,-- разсказывалъ онъ, захлебываясь.-- На станціи въ буфетѣ много народу. Сидятъ, пьютъ и лукъ испанскій жрутъ, но костюмовъ испанскихъ -- никакихъ.

-- А знаешь что? Можетъ быть здѣсь, въ Испаніи, испанскіе-то костюмы по праздникамъ только носятъ, а сегодня будни,-- замѣтила Глафира Семеновна.-- Ты разочти: вѣдь испанскіе костюмы должны быть дороже обыкновенныхъ.

-- Да, да... Пожалуй, что и такъ. Но послѣзавтра воскресенье и стало быть мы ихъ увидимъ въ Мадридѣ. Въ воскресенье будемъ церкви осматривать. Вотъ гдѣ мы женщинъ-то въ испанскихъ костюмахъ увидимъ. Испанки -- религіозный народъ и навѣрное въ церквахъ ихъ будетъ множество. Я даже стихотвореніе насчетъ ихъ набожности помню.

И Николай Ивановичъ продекламировалъ:

"Издавна твердятъ испанки:

Въ кастаньеты звонко брякать,

Подъ ножемъ вести интрижку

Да на исповѣди плакать --

Три блаженства только въ жизни".

-- Не идетъ къ тебѣ, когда ты читаешь стихи,-- сказала Глафира Семеновна, посмотрѣвъ на мужа.

-- Отчего?

-- Физіономія у тебя совсѣмъ не поэтическая не для стиховъ. Да и фигура...

Николай Ивановичъ, откупоривъ полъ-бутылки хереса, смаковалъ его изъ дорожнаго серебрянаго стаканчика, а поѣздъ мчался, пробѣгая въ горахъ. Вдали синѣли снѣговыя вершины. Становилось холодно.

-- Небольшая станція Арая будетъ сейчасъ. На скалѣ развалины древняго замка,-- сообщила ему супруга, смотря въ путеводитель.

И точно, подъѣзжая къ станціи, на скалѣ можно было видѣть потемнѣвшія развалины каменнаго замка. Стояла уцѣлѣвшая еще сѣрая башня съ бойницами. Глафира Семеновна замѣтила:

-- И навѣрное въ старину здѣсь разбойники жили. Сколько здѣсь несчастныхъ похищенныхъ женщинъ томилось! Вонъ около этихъ круглыхъ оконцевъ онѣ и сидѣли, несчастныя.

-- Ну, разбойники больше насчетъ мужчинъ,-- отвѣчалъ супругъ.-- Что имъ женщины!

-- Однако, во всѣхъ старинныхъ романахъ разбойники женщинъ похищаютъ. За женщинъ выкупъ дадутъ. Да и такъ... Влюбится атаманъ въ какую нибудь,-- ну, и похититъ.

Миновали маленькія станціи Араю, Сальватьеру. Алегрію, большую станцію Виторію. Нанзанаресъ, Манзаносъ и приближались къ Мирандѣ.

На станціи Манзаносъ, при видѣ марширующихъ жандармовъ, Николай Ивановичъ плюнулъ:

-- Фу, какъ эти шуты гороховые жандармы надоѣли! Лѣвой, правой, лѣвой, правой... А рожи серьезныя, пресерьезныя... И что удивительно: на всѣхъ станціяхъ рожи одинаковыя, какъ на подборъ: черные усы, брови дугой и носы красные. Должно быть, подлецы, хересу этого самаго страсть сколько трескаютъ.