Под каблуком у Золушки

Оксанка открывала базу, искала артикул, сопоставляла цены, считала, вносила в программу, но с кассы обязательно прибегали с жалобой, что цена не проходит, или её подписи недостаточно для такой уценки.

Она шла к Владу в кабинет, который равнодушно подписывал всё, что она ему не подсовывала, не поднимая глаз. И это делало эти сумасшедшие дни невыносимее ещё больше.

Без вины виноватая со всех сторон, она приезжала домой и падала. У неё не оставалась сил даже на то, чтобы плакать. Никто не считался с её беременностью, никто не собирался её жалеть, а облегчать жизнь и подавно.

Адская неделя обещала закончиться отсутствием выходных. Из работников никто сильно и не роптал, потому что это был последний месяц работы магазина перед закрытием. Дальше они все пойдут на улицу или туда, кто что найдёт.

Оксанка не искала ничего. До официального декретного отпуска ей останется три недели, она надеялась, что ей как минимум разрешат их доработать уже в закрытом магазине. Там будет что делать: подсчитывать остатки, подбивать итоги, паковать и отправлять возвраты, освобождать торговую площадь от товара. А как максимум она будет работать хоть до самых родов, потому что надеяться ей больше не на кого.

В эту праздничную первомайскую субботу Оксана сидела на рабочем месте, как и предыдущие пять дней.

Влада не было, и она даже вздохнула с облегчением. Он дал ей время подумать. Серьёзно, спокойно, без надрыва. И даже обещал на неё не давить. Но видеть его несчастное лицо ей приходилось каждый день.

Она не знала, что ей делать. Кайрат ещё был в больнице. Данка пыталась её уговорить съездить к нему. И Оксанка всё больше склонялась к тому, что это наверно единственный выход, потому что её «гениальный» план летел ко всем чертям. Он больше не будет искать с ней встречи, не будет разыскивать её по городу, не будет ночевать под окнами. Он вырвет её из своего сердца как занозу — она всё ещё наивно надеялась, что когда-то там была.

Но и Влад не будет ждать бесконечно. И её «нет» будет категоричное «нет», а после «да» уже не повернуть назад — Влад будет считать её своей собственностью, и её и ребёнка, и не отдаст ни при каких условиях. И ей бы даже не думать о нём, но попробуйте не думать о красивом умном богатом мужчине, который души в ней не чает и готов безоговорочно любить чужое дитя.

Помня странное предупреждение Кайрата, Оксанка перерыла весь интернет ещё до того, как пойти проситься к Владу на работу. Её интересовали любые слухи, ходящие вокруг его имени. Высказывания его жён, предположения праздных пользователей, сплетни, сомнительные интервью — всё, что угодно. Но ничего порочащего его имя со времён школы не наблюдалось.

В свои тридцать один он один раз избил одноклассника, три раза женился и три раза развёлся, причём по собственной инициативе. И все три его брака считались скандальными, потому что его будущие жёны бросали своих прежних мужей–толстосумов и уходили к нему практически нагишом. Так же нагишом они и оставались после развода с ним. Как и в договорах на поставку товара, в его брачных контрактах словно всегда был прописан пункт «возврат».

Оксанка перечитывала факты его биографии и так, и эдак. В Лондонском университете он учился на специалиста по текстильному дизайну. Его отец умер очень давно, и мать одна управлялась с созданной мужем компанией и растила сына, так больше и не выйдя замуж. Теперь эта компания принадлежала Владу, хотя большую часть дел по-прежнему вела его мать.

И в эту тяжёлую субботу, именно Елена Сергеевна Назарова нарисовалась собственной персоной в салоне, охваченном распродажной лихорадкой как в «чёрную пятницу».

Её зычный голос был слышен даже из-за закрытой двери. И она вошла в неё без стука, топая каблуками как «каменный гость».

— Лизавета, — кивнула она Оксанкиной коллеге.

А потом её сбритые и нарисованные тонкой дугой брови, вышедшие из моды ещё во времена Марлен Дитрих, поползли вверх по широкому лбу.

— Ты?

— Здравствуйте, Елена Сергеевна, — кивнула Оксанка.

— Какого хера ты тут делаешь? — она никогда не следила за выражениями, хлопая своими полными как вареники ярко накрашенными губами.

Как торговка с рынка грубая, как борец сумо широкоплечая, эта, вломившаяся в бизнес во времена «малиновых пиджаков» тётка, сейчас бы одевалась в Gucci и Versace, если бы они шили одежду семидесятого размера.

— Работаю, — пожала плечами Оксана.

— И давно она тут работает? — обратилась она к Лизе.

Оксанке трудно было сказать каким тоном она это спросила, но зная её прямоту, надеялась, что она выскажет своё отношение к Оксане яснее и совсем скоро.

— Месяц, — коротко ответила Лиза.

«Почти» — хотела добавить Оксана, но промолчала.

Назарова грузно бухнулась в стоящее в углу кресло и растеклась по нему как дрожжевое тесто.

— Значит, не успел развестись и взялся за старое? — спрашивала она сама у себя, глядя в окно. — Вот же засранец.

Она достала из сумки сигарету и никого не спрашиваясь, закурила.

— Ты-то какого чёрта соглашалась? — этот вопрос она адресовала Оксанке.