Читаем Под каждой крышей свои мыши полностью

Они каждый день осматривали город: музей истории Калифорнии, Капитолий, старый Сакраменто; посетили фестиваль вальсов Иоганна Штрауса в парке под открытым небом. Всюду ошушалось громадное уважение американцев к своей земле, ее прошлому, настоящему и будущему. Но почему же Мартин любил повторять "...жители этой страны абсолютно лишены корней" ? В этом Яне еще предстояло разобраться. Пока она привыкала к большим расстояниям. Столица штата на столицу в привычном русскому человеку понимании совсем не походила: во всем сквозила какая-то провинциальная безмятежность, и Яна отдыхала здесь душой. Город по будням просыпался очень рано, и так же рано затихал вечерами. Это был вовсе не Есенинский "железный Миргород -- Нью-Йорк". Привычного городского транспорта не существовало, кроме нескольких автобусных маршрутов. Где-то вдалеке от Кармайкла Яна заметила вагончики, передвигающиеся по рельсам, совсем как наземное метро в районе Купчино.

"Да, хорошо же нам было в Европе пользоваться железной дорогой, а здесь к ней народ не привык, и до сих пор ведутся споры о ее преимуществах", -- рассказывал Мартин. С ним Яне было легко разговаривать, так же как и молчать.

Передвигаясь на машине, они многое успевали сделать за день, но позднее ей мечталось как можно больше ходить пешком. По обочинам дорог, и посередине, то и дело попадались раздавленные автомобилями белки, оппоссумы, барсуки и смердящие скунсы.

Для прогулки по центру города Яна нарядилась в платье с голубыми цветами, то самое, что ее подруга Ирина советовала надеть в самолет. Эффект от этого был равносилен небезызвестному "по улице слона водили...", потому как люди вынуждены были из-за от жары ходить в шортах, футболках и пляжных шлепанцах. Больше Яна это платье не надевала, а влезла в шорты . Мартин, между тем, был очень доволен, когда Яна перестала носить декольте:

-- Ты знаешь, замужние американки стараются прикрывать грудь и даже верхнюю часть рук. Так здесь принято.

-- Гм-м, зато я заметила, многие из них не стесняются демонстрировать те части тела на "нижнем этаже", которые им бы следовало держать в секрете даже под страхом смерти. Европейские женщины моего возраста любят открывать красивую шею и руки, и я не вижу в этом ничего зазорного. Ты забыл: чего хочет женщина, того хочет Бог!

Если в центре Сакраменто еще можно было встретить пешеходов, то в Кармайкле - одном из городков-спутников, где они обосновались, и тротуары не всегда можно было увидеть. Но народ, передвигающийся на своих двоих, все же попадался: гулял с собаками, бегал трусцой, либо занимался спортивной ходьбой по улицам, в наушниках, кроссовках, активно размахивая руками. Сам Мартин был настолько физически вынослив, что Яна, никогда не злоупотреблявшая фитнесом, едва за ним поспевала. А так, людей на улицах вне машин здесь почти было не видно: обычно все закатывались в гаражи своих домиков, не выходя из автомобилей, и, надавив на кнопку, закрывали дверь. Мартин за неимением гаража парковался на территории их жилого комплекса в специально отведенном для этого месте.

Кармайкл Яна сразу назвала городком контрастов: шикарные особняки соседствовали с постройками трущобного вида.

-- Подумать только, лет 30 назад в Калифорнии проживало всего 13 миллионов., а сейчас - 36! Когда я приехал сюда в 1970, вокруг были только поля и ранчо, даже центр города пустовал, а теперь земли Кармайкла здорово ценятся из-за близости к центру - по фривэю около 20 минут, -- рассказывал ей Мартин.

В один из первых дней он привез ее в удивительное место, сразу ставшее одним из ее любимых, -- живописный заповедник Эйфиар вдоль Американской реки, расположенный всего в пяти минутах езды от их дома. При входе в него висели предупреждающие таблички: "Осторожно! Гремучие змеи! Не сходите с дорожки! либо: Берегитесь горного льва!"

"Если повстречаешься со львом, -- ни в коем случае не поворачивайся к нему спиной, а старайся смотреть глаза в глаза...", -- учил жену Мартин.

Они гуляли в тени развесистых лиственных деревьев с искривленными стволами, как на полотнах старых мастеров, -- здесь почему-то не встречались пихтовые и пальмы. Трава была желтая, иссушенная зноем. Вокруг них вольготно себя чувствовали косули, барсуки, койоты, кролики, дикие индейки. Больше всего Яна боялась гремучих змей, хотя они выползали только в самый зной. Косули отдыхали в тени деревьев стайками и всякий раз Яна и Мартин подавляли радостный возглас, чтобы их не вспугнуть."

" В России бы их быстренько истребили и скушали, а здесь никто и не помышляет, -- заметила Яна, -- Ты знаешь, северная Калифорния напоминает мне мои любимые места под Полтавой - Шишаки, где мы несколько раз отдыхали с сестрой, а порой и Крым, с его оливами и магнолиями. Здесь такой же вкусный воздух и запахи трав и цветов. Тоже есть реки, холмы и луга, поля с кукурузой и подсолнухами. Зато подобных роскошных пихтовых и хвойных деревьев мне нигде не приходилось видеть, не говоря уж о секвойях. Заметил, что стволы многих из них пахнут ванилью?"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман