Под каждой крышей свои мыши

Они спускались к реке и, разувшись, окунали ноги в чистейшую воду. Река вытекала из гор Сьерра Невада, и вода была холодна даже в самый летний зной. "Вот увидишь, в октябре, когда придем сюда, все будет кишеть лососем. Неподалеку есть ферма, где разводят мальков - я тебе покажу", -- рассказывал Мартин. Вокруг заповедника и далее вдоль реки тянулась уникальная тропа длиной около 100 км, проложенная специально для велосипедистов. Мартин поведал ей, что городу здорово повезло: ведь когда основали заповедник и велосипедную дорогу, стоимость земель здесь еще не выросла до таких сумасшедших размеров, а не то настроили бы частных домов для богатых. Незаметно они перешли из заповедника в лесопарк, при входе в который Яна остолбенела, вчитываясь в табличку: "Ловля рыбы разрешена начиная с одного часа перед восходом солнца, и заканчивая за час до захода солнца. ОГРАНИЧЕНИЕ - 5 ФОРЕЛЕЙ".

Каждый вечер они с Мартиным бродили по окрестным улицам, мечтая о том времени, когда у них будет свой дом. С постояным интересом Яна рассматривала цветочные клумбы, испанскую лаванду и розмарин, звенящую "музыку ветра", и всевозможные украшательства вокруг домов. Пожалуй, самыми распространенными птицами здесь были мокинбедс - пересмешники, белые с черным, нахальные, как вороны, но пограциознее их.

Жизнь обитателей домов сосредотачивалась на заднем дворе, где, если размеры земли позволяли, в хорошую погоду играли с детьми, собирались за столом и так далее. А ухоженные зеленые лужайки перед входом в дом у многих пустовали, в чем Яна не видела смысла. Мартин обьяснял это желанием людей скрыть свою жизнь от постороних глаз. Без ежедневной поливки трава на газонах очень быстро желтела, засыхая. Качество газона говорило о радивости хозяев.

-- Видишь ли, наш Кармайкл - это сравнительно благополучный район, не чета Южному Сакраменто, где постреливают и днем и ночью.

Когда маленький Алекс был с ними, они подолгу играли в мячик на школьном футбольном поле. Школ вокруг было множество, и Яну поразили окружающие их просторные поля для спортивных игр.

Долгое время ей казалось, что все улицы абсолютно одинаковы, поэтому ориентация на местности превратилась в сущую пытку. Она относила себя к типу людей, способных заблудиться в трех соснах, но здесь без преувеличения все утопало в зелени. Многие присутственные места были налеплены вокруг без какого-либо плана, эстетики и очарования.

Яна сфотографировала для питерских друзей крошечные одноэтажные здания в Кармайкле, этакие курятники с гордой вывеской: "Академия танца" и "Столичный центр балета". Звучные названия скрывали несколько комнатушек в старом здании. Но далеко не везде - опять же в центре города находились роскошные концертные здания, театры, небоскребы, уютные бульвары, утопающие в зелени. Считалось, что в Сакраменто посажено более миллиона деревьев.

Многочисленные церковные здания, принадлежащие всевозможным конфессиям, вносили желанное разнообразие в архитектурный стиль Кармайкла, помогая Яне не заблудиться. Почти на каждой улице Яна замечала офис хиропрактика - совсем как в том романе-комиксе финского писателя "Четвертый позвонок", который она прочла перед своим шальным географическим броском.

Хотя Мартин уверял ее, что в Сан-Франциско, например, все другое -- и климат возле океана, и архитектура, и образ жизни людей (там даже ходят троллейбусы!), а в Нью-Йорке, где он провел юность, атмосфера своей агрессивностью напоминает ему Москву. Каждый штат - это как государство в государстве.

-- А почему в Сан-Франциско не сделали столицу?

-- Интересный вопрос. Вероятно из-за риска землетрясний, а в Сакраменто их не бывает.

Вежливость американцев была для Яны как бальзам. Незнакомые люди, поравнявшись с ней в парке, улыбались и здоровались; продавцы, клерки сразу мило приветствовали: "Как вы сегодня?" Она осознавала, что это была просто формальная вежливость, но, как прочла однажды у Лидии Гинзбург: "Лучше формальная любезность, чем искреннее хамство." В магазинах люди спешили извиниться, даже если только случайно вторгались в чужое пространство.

Яна рассказала Мартину о том, как несколько лет назад она привела в один из питерских музеев своих гостей -- русских американок, Аню и Машу, где их заставили платить за билеты по двойному тарифу как иностранцев. Обиженные и до глубины души возмущенные, дамы всю дорогу не могли успокоиться: "...Почему? Ведь мы говорим без акцента и одеты как все -- чем же мы так отличаемся?"

"Пожалуй, вас выдали безукоризненные зубы и выражение свободы в глазах, - пояснила Яна. Посмотрите, какие мы все здесь зажатые, насупленные, а иные и вовсе ходят со зверским выражением лица."

Как-то, поджидая Мартина с Алексом в парке, Яна поравнялась с группой подростков. Она внутренне напряглась, ожидая услышать от них привычные ей в России сальности, а то и похуже. Но ничего подобного - ребята вели себя очень достойно, уступив ей дорогу...