Под красной крышей

Он понесся через слякотные дворики, не встретив на пути даже собаки, свернул к городскому саду и пересек облегченные осенью аллеи, только раз поскользнувшись на раскисшей листве. Очутившись в переулке, где жил старый учитель, Марк обнаружил, что даже не запыхался, будто и сам был не способным на усталость манекеном.

Но тут его настигла тревога. Озираясь, Марк опять бросился к ограде сада и нырнул в знакомую щель между прутьями. Выбрав укрытую еще не облетевшими карагачами скамью, он водрузил на нее сумку и вытащил короткую дубленку. Приложив ее к себе, Марк решил, что парнишке она придется в самый раз. Придирчиво осмотрев ее, он решительно надорвал карман по шву, потому что с его вещами обычно случалось именно это, и вырвал с мясом петлю. Мазнул палец грязью и потер меховой обшлаг. Теперь невозможно было доказать, что вещь взята с витрины. Подобную операцию Марк провернул и с брюками. Сложнее было с утепленными ботинками – стереть подошву за один вечер ему бы не удалось. Марк решил сказать, что ботинки сразу оказались малы, и он надел их всего пару раз.

– Дареному коню в зубы не смотрят.

Он затолкал все вещи обратно и пожалел, что манекен, как последний пижон, обходился без шапки. Хотя, с другой стороны, это как раз выглядело правдоподобно – не могла же за год настолько вырасти голова!

Возле низкой двери подъезда Марк глубоко вздохнул и прислушался к ритму сердца. Билось оно с замиранием, но не сбивало дыхания. Марк суеверно переплюнул через левое плечо и, не останавливаясь, поднялся на четвертый этаж. Не давая себе шанса передумать, он сразу нажал на звонок и только тогда испугался.

«Убежать, утопить сумку, спрятаться!» – он вцепился в холодную дверную ручку и уставился в круглую бляху “глазка”. Кто-то взглянул на него с другой стороны, и Марк почувствовал неожиданное облегчение: теперь уже ничего нельзя изменить.

Звякнув цепочкой, дверь распахнулась, и Марк увидел мальчика чуть младше себя. По всему было ясно, что это и есть старший внук Ильи Семеновича. Марк глядел на него с некоторым замешательством: так это ради него… До этого момента он почти не думал об этом мальчике как о живом человеке, и казалось совершенно неважным, какого цвета у него глаза и торчат ли уши. Но теперь, когда они столкнулись лицом к лицу, Марк не мог подавить разочарования. Оказывается, он знал внука своего учителя и раньше. Каждый день, подходя к школьному крыльцу, Марк видел его в толпе других лоботрясов, швыряющих окурки девчонкам под ноги. Их очень забавляло, если удавалось прожечь чей-нибудь прозрачный чулочек…

– Я к Илье Семеновичу, – наконец сказал Марк.

Мальчишка загадочно ухмыльнулся и отступил в узенькое пространство коридорчика. Марк втиснулся следом. Чтобы закрыть за собой дверь, ему пришлось чуть ли не вжаться в темную груду плащей и курток, открыто висевших на крючках слева. От одежды пахнуло чем-то кислым, и Марк вспомнил, что всегда улавливал этот странный душок, наклоняясь к учителю.

– Дед, тебя! – крикнул мальчик и, видимо, считая свой долг гостеприимства исполненным, лениво побрел на кухню.

Она была так близко от входной двери, что Марк услышал, как закипает чайник. Ему хотелось заглянуть в комнату, но он только крепче вжался спиной в дверь. Его вдруг снова охватил страх. Это была не боязнь разоблачения, ее время еще не настало. Понять причину внезапной слабости Марку не удавалось, но он твердо знал одно: здесь и сейчас можно увидеть то, чего видеть не следует. Вспомнилась отрубленная собачья голова на детских руках…

«Я бы не сделал такого, даже умирая с голоду», – как заклятие прошептал Марк и повторил еще раз, чтобы поверить себе.

Торопливые шаркающие шаги прервали его размышления.

– Кто это?

Илья Семенович осторожно выглянул в коридор и тотчас смущенно отступил. Его наряд составляли спортивное трико, времен незабвенного Валерия Харламова, и застиранная футболка с болтающимися на худых руках короткими крылышками.

– Это вы, Марк, – заставил себя признать учитель. – Как неожиданно… Что-то случилось?

– Ничего, – сурово ответил Марк, чувствуя, как щеки начинают неудержимо пылать. – Я обещал вам одежду для внука. Я ее принес.

– О! – Илья Семенович снова попятился, будто надеялся укрыться за невидимой ширмой достоинства. – Это так… великодушно с вашей стороны. Тысяча благодарностей вашей матушке! Впрочем, я сам поговорю с ней при встрече.

– Нет!

Марк испуганно шагнул вперед, и учитель застыл, нервно вскинув жалкие руки и выпучив черные маленькие глаза.

– Ничего не говорите маме, – понизив голос, предупредил Марк. – Больше всего она боится, что вы будете благодарить ее. Ей и так ужасно неловко. Я прошу вас: если встретитесь с мамой, не упоминайте… этот подарок.

Учитель важно кивнул, и тут только Марк заметил, что он слегка пьян. Это было так же неожиданно для него, как и возможность тесного соседства кухни с коридором. Пьяненький старик мог вполне забыть наутро об их разговоре.

«Придется напомнить». – Марк отстраненно смерил взглядом маленькую фигурку и протянул сумку.