Под красной крышей

Внезапно Марк подскочил и заговорил с несвойственным ему жаром:

– Послушайте, ему тринадцать лет? Значит, он меньше меня? Ниже ростом?

– О да, значительно ниже!

– Выходит, ему подойдет моя прошлогодняя одежда! Я очень вытянулся за этот год, мне все стало мало. Я вас очень прошу, возьмите внуку. Только не подумайте чего-нибудь…

«И побольше простодушия в глазах», – подсказал невидимый знаток, хотя Марк и сам знал, как вести эту роль. Он давно научился играть невинного еврейского юношу с честным взором. Это был почти библейский образ, но даже он не мог затмить для старого учителя его сопливых внучат.

Руки старика беспокойно забегали по столу, передвигая с места на место журнал, стопку тетрадей и детские рисунки. У него смешно задергался нос, выдавая крайнюю степень волнения. Марк даже мысленно не улыбнулся. Он был из тех артистов, кто честно и до конца входит в образ.

– Но это как-то неловко, – забормотал Илья Семенович, не решаясь поднять на мальчика печальные глаза. – Что скажет ваша матушка? И что скажут другие ученики?

Марк наклонился и вкрадчиво спросил, понизив голос:

– А зачем им знать? Разве вы или я собираемся кричать об этом на всю школу? И что здесь особенного? У меня нет ни младших братьев, ни племянников. У единственной маминой сестры – шестилетняя дочь, ей моя одежда не подойдет. Что мне с ней делать? Вы же не думаете, что я или мама пойдем торговать? Нет, Илья Семенович, я предлагаю вам от чистого сердца. Приходите к нам в гости, мама будет очень рада.

– Но вы должны сначала переговорить с ней, – испуганно остановил его учитель. – Может, у нее свои планы… Обещайте мне, Марк, что если мама будет против, то вы немедленно предупредите меня.

– Конечно, конечно! – весело заверил Марк, отступая к двери. – Только она не будет против. Ах, Илья Семенович, вы же просто не знаете мою маму!

Дорога к дому была усеяна алыми розами: блестяще, Марк, спектакль проведен блестяще! Его переполняла гордость за собственное великодушие. Помогать униженным и оскорбленным, подобрать ветошку и бережно высушить на чистой веревке – это ли не мечта русского интеллигента? Он в упоении повторял эти слова: русский интеллигент. Я, Марк Бахтин, русский интеллигент.

В дом входил утомленный звуками фанфар и стойким цветочным ароматом. Мать вышла навстречу, и он тяжело опустил голову ей на плечо.

– Ты что? – Она озабоченно ткнулась губами в его холодный лоб. – Устал?

– Нет.

Он никогда не чувствовал себя уставшим после занятий. Школе Марк отдавал слишком мало себя, чтобы это сказывалось на организме. Сдерживая ликование, он принялся рассказывать матери об их разговоре с учителем и о своем предложении. Марк ждал, что мать восторженно перебьет его, воскликнет: «Замечательно! Мой мальчик, как же здорово ты все придумал!» Но она молчала, и глаза ее наливались темной тревогой.

– Вот, – уже менее уверенно завершил Марк. – Где лежат мои старые вещи?

Ему почудилось, будто от матери повеяло холодом, но это, конечно же, просто подуло из окна. Кажется, она еще не заклеила рамы. Раньше это делала уборщица из театра – отец договаривался с ней каждую осень.

– Где моя одежда, мама? – насторожился Марк, не получив ответа.

– Я продала ее.

Она сжалась, будто сын мог ударить. Марк склонил красивую, чуть вытянутую голову и доверчиво переспросил:

– Что ты с ней сделала?

– Я ее продала, – повторила мать плачущим голосом. – И дубленку, и шапку. И теплые брюки тоже. И еще сапоги. Раисе Викторовне, ты ее знаешь. У нее сын на год моложе тебя. Она купила все практически за ту же цену.

Сын слушал ее, серьезно кивая, и Светлана Сергеевна начала было верить, что он способен понять ее и не осудить. Льдинка страха стала таять под сердцем, увлажнив радостью веки, но тут Марк неожиданно по-детски захлопал глазами и обиженно сказал:

– А ведь я обещал ему, мама. Как же мне теперь быть?

– Хочешь, я сама объясню старику? – с готовностью вызвалась мать, но он резко выдернул руку и отступил к двери:

– Нет!

– Подожди, успокойся. Это ведь всего лишь неприятное недоразумение.

– Ты хочешь, чтобы все считали меня нищим?!

– Почему нищим, Марик?

– Ты хочешь, чтобы и он презирал меня?

– Да кто же может тебя презирать?! Марк! Марк!

Он слышал, как она, забыв о приличии, зовет его, выскочив на лестничную площадку, и знал, что каждый его отчетливый шаг, уходящий вниз, в то же время взлетает вверх и отдается в ее сердце.

Укрывшись от взгляда матери под высокой аркой, Марк опустился на корточки и уставился на загаженный вкрадчиво воркующими голубями асфальт. Ему было о чем подумать…

* * *

– Катя, он не у тебя? Да Марк же! – Светлана Сергеевна, теряя над собой контроль, кричала в трубку.