Под крики сов

Тим решил, что напитков у нас не будет, только кофе, а торт лучше сделать шоколадным, с грецкими орехами для разнообразия. Я также готова была в любой момент сделать несколько узких ломтиков тоста с сардиной или томатом. Я хотела, чтобы наш вечер прежде всего получился непринужденным, без какой-либо искусственности, и чтобы все остались довольны.

Они прибыли в восемь часов. Я задрожала, услышав их машину – одна из новейших моделей, с двигателем сзади. Я бросилась в ванную, чтобы окончательно припудриться и обновить помаду, и рывком открыла дверцу шкафа, чтобы убедиться, на месте ли тарелки и кофейные чашки, и в последнюю секунду положила Пикассо лицом вниз на кофейный столик. Я боялась, что доктор Герберт вдруг спросит напрямик: Что вы видите в этой картине, миссис Харлоу? (Позже, подумала я, когда станем друзьями, мы, конечно же, будем Тимом, Терезой, Гербертом и Элисон.) И вот я ответила на стук в дверь, довольно хладнокровно, хотя голос мой дрожал, и пришлось даже кашлянуть раз или два.

Они весьма милые люди. Мы стали Тимом, Терезой, Гербертом и Элисон с самого начала, хотя я не припомню, чтобы обращалась к доктору по имени, опасаясь, как бы это не прозвучало фамильярно, пусть даже он путешествовал за границей и не замечал подобных пустяков. Он называл меня Терезой. Голос у него очень мягкий, будто мех, и он смуглый, лысоватый, с карими глазами, которые временами кажутся почти черными; а его жена, наоборот, очень худая, со светлыми волосами и большими серыми глазами, не запоминающимися ничем, кроме размера. У нее оттопыренная верхняя губа, наверное, из-за проблем с зубами, что делает ее лицо похожим на лошадиную морду. Согласна, она довольно привлекательна в других отношениях, но я догадываюсь, что имела в виду Джози, назвав ее сварливой. Мужа своего она зовет Доктор – кичится тем, что вышла замуж за врача. Тем не менее я наслаждалась вечером. Мы послушали Пятую симфонию, и Герберт тут же сказал: Так судьба стучится в дверь, Бетховен.

И он (я имею в виду, Герберт, а не Бетховен) подарил мне совершенно особую улыбку. Герберт (простите, если это звучит фамильярно) постукивал рукой по краю стола и кивал в такт музыке, его глаза светились пониманием, а его жена сидела с легкой улыбкой на лице, и ее глаза были словно затуманенными дремотой и оттого какими-то неземными. Я приготовилась тоже кивать и постукивать, чтобы продемонстрировать осведомленность в музыке, однако пришлось выдумать другой способ. Я покачивалась взад и вперед с умным, надеюсь, выражением лица. Тим сказал потом, что я походила на зачарованную змею. Дорогой Тим, как любит он надо мной подтрунивать!

После музыки доктор Бессик (я решила, имя Герберт звучит слишком фамильярно) воскликнул, что Пятая симфония была одной из его первых влюбленностей, и повторил: Так судьба стучится в дверь, снова бросив на меня особый взгляд.

Затем он сказал что-то по-французски, и я попыталась соотнести слова со всеми известными мне французскими выражениями, но понять ничего не сумела, поэтому ответила просто:

– Да-да, – что было как-то наивно, зато с французскими жестами.

Я до последнего момента надеялась вспомнить что-нибудь по-французски и показать свое знание языка, однако в голове крутилось только Le chat court vite. Le rat court vite aussi [15].

Без мелких неприятностей, как водится, тоже не обошлось. Сардины получились раздавленными, а пара тостов подгорела. Впрочем, мой кофе они похвалили. Спросили даже:

– Вы сами мелете зерна?

Я хотела тут же сказать, конечно, нет, но сообразила, что, по-видимому, нужно молоть зерна самим, поэтому ответила:

– Я об этом подумываю.

– О, вы тоже находите кофе из магазинов ужасным? – спросила миссис Бессик.

Я сказала ей, что магазинный кофе безнадежно плох, но приходится мириться.

Говорили еще о смертной казни, и о Дальнем Востоке, и о детской психологии, и Элисон рассказала мне о своей дочери, Магдалене, очень нервной, хрупкой и умной. Бедняжка Магдалена, ответила я.

И Элисон сказала:

– Да, это ужасно. Мы не знаем, в каком мире вырастут наши дети. Если бы только можно было что-то сделать с тем, как устроен мир.

Потом мы обе подавленно молчали. Я согласилась:

– Ах, если бы только можно было что-то сделать с тем, как устроен мир.

Бессики обещали приехать снова или совсем скоро нам позвонить. Теперь я надеюсь, скрестив пальцы, что мы упрочили свое положение в правильном обществе.

Четверг, какое-то февраля