Под крики сов

И все это время Флора Норрис стояла рядом с ним, сцепив руки за спиной, лицо перерезано проволокой от настурции из ее мечты, губы плотно сжаты, чтобы заключить в тюрьму воображаемый поцелуй тридцатилетней давности.

– Ответь ему, Дафна, – сказала она, разжимая руки без колец на пальцах, пахнущие антисептиком, и соединяя их перед собой, под грудью. – Не бойся. Поговори с ним.

Дафна сидела в углу на соломенном тюфяке, укрыв ноги углом рваного одеяла; ночная рубашка, полосатая и растянутая, смотрелась на ней, как поблекшая мятная тросточка.

– Ответь ему, Дафна, – снова попросила Флора Норрис.

Дафна ничего не сказала. Про себя она подумала: Они сумасшедшие. Они мошенники. Воры, которые шныряют вокруг днем и ночью своей жизни, обмениваясь поддельными почему, как и где, как фальшивыми алмазами и золотом, чтобы застегнуть их в своем кожаном человеческом мозгу до следующего рейда и насильственного обмена, когда они побренчат глиняными и стеклянными безделушками, не тронутыми солнцем, в руках, и крикнут:

– Кто купит наши ответы, истинное сокровище, кто купит?

Они мошенники, ведь на самом деле как, и где, и кто, и почему находятся в кругу тои-тои, рядом с красиво исписанной бухгалтерской книгой и выброшенными сказками про Тома, сидящего в ухе у лошади; и рядом с солнцем, сияющим сквозь жертвенный огонь, чтобы сделать настоящие алмазы и золото. Мы сидели там, Тоби, Цыпка и Фрэнси, как мир сидит утром, без страха трогая как, почему и где, чудесная драгоценность, которую я ношу с собой, скользнула в подкладку моего сердца, чтобы спрятаться, потому что я знаю. И Тоби таскает ее туда-сюда по континентам и морям и не понимает этого, хотя она блестит и высекает часть огня, что в нем горит; а Цыпка боится и накрывает ее стиральной машиной, и холодильником, и камином за стеклом.

Все, что за стеклом, ценно.

Так думала Дафна и молчала, а вождь белого племени, который носил очки на носу и росток каучукового дерева в кармане, чтобы подслушивать у подземной двери, как тайком бьется сердце, шагнул вперед и улыбнулся ободряюще.

– Ну же, Дафна, поговори со мной, ты ведь хорошая девочка. Мы сделаем так, что тебе станет лучше. Ты скоро будешь дома.

А Дафна по-прежнему молчала, поэтому вождь попробовал другую тему, забыв как, и почему, и где, но вопросы были те же.

– Как у тебя с пищеварением, – сказал он. – А с водой?

Флора Норрис нетерпеливо дернулась и схватила Дафну за плечи.

– Ты не понимаешь? – сказала она. – С тобой разговаривают.

И тогда Дафна дернулась и ударила Флору Норрис по лицу, поранив руки о колючую проволоку, но все же на мгновение ощутив бархат и теплоту настурции; и, повернувшись к белому вождю, толкнула его назад к двери, так что он, чуть не рухнув, вскрикнул протестующе:

– Ну что же ты, милая.

И, покосившись на Флору Норрис, с любопытством заметив новый цветок, растущий у нее на правой щеке, он прошептал, указывая на Дафну:

– Она буйная. Дайте ей успокоительное.

Флора Норрис, оправившаяся и высохшая, быстро ответила:

– Конечно, доктор.

Оба вышли из комнаты, заперев дверь и заглянув, наконец, глазами мира в дыру в двери, проверяя, не осталось ли следов бури в маленькой горной комнате.

И после того как они ушли, Дафна подкралась к двери и, просунув палец в дырку, ждала там, казалось, много часов, пока кто-нибудь не придет и не повесит ей на палец горечавку, или снежноягодник, или апельсин, или стебелек вереска, сорванный на такой высоте, что там летают певучие жаворонки.

36

Утром в шесть часов, в осенней полутьме, медсестра дала Дафне одежду: пару длинных серых шерстяных носков, напоминающие про Рождество и камин, а Тоби плакал, потому что болел и не мог заглянуть внутрь, чтобы посмотреть подарки; он лежал в постели до тех пор, пока не пришел доктор, который записал код в черной книжке и заказал новый пузырек с таблетками; в постели, с чистой наволочкой и единственной чистой простыней, не то доктор заметит и позвонит санитарному инспектору из телефонной будки на углу, где человек в малиновом пальто и войлочных тапочках разорвал справочник пополам, дважды, чтобы стать чемпионом мира, чемпионом по разрыванию вещей на куски. Есть так много всевозможных чемпионов, что любой может стать одним из них, носить медаль и получить сертификат, свернутый, чтобы его разворачивать и с гордостью показывать затейливую надпись. И когда приходил санитарный инспектор, он выгонял семью из дома, и они сидели в канаве с грошовым коробком спичек, чтобы продать их в снегопад, но никто их не покупал, и вся семья, мать и отец, и Фрэнси, Тоби, Дафна и Цыпка глазеют на огни в домах богачей и видят пиршество на столе, белую скатерть и горящие свечи на торте.

Да, пара длинных шерстяных носков; и пара штанов.

Только:

– Вот тебе штаны, – сказала медсестра-маори. – И полосатый синий халат, хлопковая рубашка и серая фуфайка.

– Надевай, Дафна. Тебе пора вставать.