Под небом Аргентины

— Впрочем, если ты, к счастью, сыт, окажи честь нашей компании. Можешь даже пожертвовать в нашу кассу несколько сентаво — у нас уже два дня во рту ни крошки.

Заметив удивление Наско, он состроил кислую гримасу:

— Ну что глаза пялишь? До самого Буэнос-Айреса долетела слава стряпни Амуджи. Слышали мы о бай Стефане и еще о многом другом. — И оба вошли в кабачок.

Наско поколебался мгновение и последовал за ними.

Уселись за столик.

— Давайте знакомиться, — высокий церемонно поднялся и театрально поклонился. — Мое имя Видю. Получил в наследство особняки и деньги, да все растранжирил… Жил припеваючи. Но наследство быстро растаяло. Когда я это заметил, было уже поздно. А в писари идти не хотелось. Тогда решил на жалкие остатки уехать и попробовать вернуть все, что пропил и проел. Даже не знал точно, что буду делать. Но и иллюзий не питал — на трудовые доходы чуда не совершишь. К тому же, все дороги ведут в Рим, если, конечно, не думать об угрызениях совести…

Он прервал свою тираду, чтобы позвать хозяина, и когда тот принес вина, наполнил стаканы, чокнулся с Наско и кивнул в сторону приятеля:

— Вот этот малыш — Трако. По Сеньке и шапка. Когда я с ним познакомился, жизнь научила его двум вещам — избегать любой работы и терпеть голод. Первым его дельным занятием было помогать мне тратить деньги. Ну, а как кончились сытые библейские времена, ему тоже было все равно, где голодать — там или здесь…

— Хорошо ты пожил, — усмехнулся Наско.

— Да… На крохи с богатой трапезы еще можно было немного протянуть, не зная голода. А потом я собрал все, что осталось, набрал в долг у кого смог, и покатили мы с Трако в Италию. Побывали во всех портовых кабаках и тайных вертепах Генуи. Трако так ел и пил, что на три года впрок жирком запасся. А я любовался на человеческое скотство и сам часто превращался в скотину похуже многих. Неожиданно денежкам пришел конец. А мы вовремя не догадались заплатить за два билета третьего класса в Америку. Хорошо еще, что морячки у нас знакомые водились. Стоит угостить кого-нибудь из них литром вина, и преданнее друга не найдешь. Один матрос спрятал нас в спасательной шлюпке своего парохода, и на другой день мы отбыли в Бразилию, в Пернамбуку.

Видю отпил глоток вина и закурил.

— Если меня спросят, где я предпочитаю голодать, без колебаний скажу: в Пернамбуку. Не удивляйся. Солнце там еще до своего появления на небе печет с такой силой, что мостовая прожигает и самые толстые подметки. Местные жители, в основном черномазые, ходят босиком. Помню, в первый день мы увязались за одной девчонкой и все смотрели на ее изящные босые ножки, не поджарятся ли они на тротуаре. Два дня у нас и крошки во рту не было, а мужской голод донимал больше месяца…

— А знаешь, какие крысы водятся в участке в Пернамбуку! — прервал его Трако и, не обращая внимания на недовольство товарища, продолжал: — Во — с кошку! Разгуливают преспокойненько, будто у себя дома, а ты там гость незваный. Еду, что нам давали, мы проглатывали не садясь, чтобы крысы из рук не вырвали…

— А что вы там забыли, в участке? — спросил Наско.

— Капитан парохода, на котором мы приплыли, передал нас портовой полиции. Будь это в прошлом столетии, он бы нас просто-напросто за борт спустил, чтобы, не кормить в пути, но времена переменились. Так или иначе, ему важно было отчитаться перед своими хозяевами, что нарушение священного права на собственность не осталось безнаказанным.

Наско засмеялся:

— Хорошо же вы устроились! — И нетерпеливо спросил Видю: — А потом?

— Шатались по городу, воровали в садах бананы и апельсины. Так несколько дней протянули. Я ж тебе говорил — там такая жара, что голода не чувствуешь. Однажды набрели мы на цирк дона Педро. Его просветительская деятельность не встретила сочувствия в городах, поэтому он решил перебазироваться в труднопроходимые бразильские джунгли. Но не все коллеги были согласны с его планами распространения культуры: мужчины предпочитали грузить в порту бананы, а женщины — поселиться в публичном доме. Мы появились на горизонте, когда дон Педро с плеткой в руках гонялся за неблагодарными. Мы любовались бесплатным зрелищем и так корчились от хохота, что даже не заметили, как перед нами выросла массивная фигура усатого дона Педро. Плетка болталась в его руках, ничего приятного не предвещая. Отдуваясь, он что-то говорил, как нам показалось, задавал вопросы. Мы усиленно кивали головами, показывая, что ничего не понимаем, но наше "нет" там-то означает "да", как, впрочем, всюду. Вот он и принял эти кивки за согласие и безо всяких церемоний погнал нас перед собой. В ту ночь мы спали на куче полотнищ и веревок, показавшихся нам пуховой постелью…

Видю потянулся к своему стакану, но тут же ударил кулаком по столу.

— Трако, змея подколодная, ты что вылакал все вино? Совести у тебя нет!

— Ничего, — нетерпеливо остановил его Наско, заинтересованный рассказом. — Бай Стефан, принеси вина.

Они чокнулись.