Перед глазами Ситы встал образ – маленькая Мэри, идущая по подвесному мосту. Крепко зажмурив глаза, она вцепилась одной рукой в ладонь Амина, а другой сжимала веревку так сильно, что, казалось, ее костяшки вот-вот прорвут тонкую белую кожу. «Мэри, как ты будешь приветствовать свой кораблик с закрытыми глазами?» – спросила ее тогда Сита. Мэри открыла глаза, и в них вспыхнуло изумление. А еще – радость и гордость. Мэри довольно рассмеялась. Ее смех был таким заразительным, что уже через мгновение Сита с Амином тоже хохотали.
Королева тряхнула головой, прогоняя воспоминания, и внезапно почувствовала неуверенность.
– Тебе действительно следовало сообщить мне, как только у нее начались схватки, – сказала королева женщине, стоявшей перед ней с виноватым видом.
– Простите, махарани. Я не хотела вас тревожить…
– Ты должна была выполнить мое распоряжение, сделать то, о чем я тебя
Голос Ситы был все таким же резким.
Служанка вздрогнула.
– Твои услуги мне больше не понадобятся.
– Простите, маха…
– А если ты когда-нибудь скажешь об этом кому-то хоть слово…
– Не скажу, махарани. Клянусь жизнью!
– Даже тем, кого любишь. Ты унесешь эту тайну с собой в могилу.
В голосе Ситы прозвучала угроза.
– Обещаю!
– Уходи. Дело сделано. Никогда больше не говори о нем.
Глава 66
Приглашение в Озерный дворец принесла подобострастного вида служанка. Тисненный золотом текст на дорогой бумаге гласил:
Мэри некоторое время разглядывала приглашение. Почему Сита лично ей не написала? Возможно, все дело в ее социальном статусе: в конце концов, она была королевой. И все же на ту Ситу, которую Мэри встретила в приюте, – все время смеявшуюся, шутившую и (не считая нескольких неловких моментов, которых вполне можно было ожидать после стольких лет разлуки) разговаривавшую с ней весьма дружелюбно, – это было не похоже. Она держалась с царственной надменностью, но в то же время была очень доброй. У Мэри сложилось впечатление, что, несмотря на то что Сита стала королевой, характер у нее не слишком изменился.
Разумеется, Мэри слышала от Билала, служанок и монахинь поразговорчивее, что Сита грозная и безжалостная.
«Говорят, что она редко улыбается, – рассказывал Билал, когда они вместе с Мэри поливали растения в саду. – Слуги очень ее боятся».
Впрочем, Мэри не слишком-то верила этим рассказам.
Сита и в детстве была высокомерной, но в то же время доброй. Когда Мэри разбила коленку, подруга утешала ее и они вместе с Амином донесли ее до дома. А еще Сита, несмотря на свою властность, была очень уязвимой. Мэри однажды убедилась в этом. Амин, устав от приказов Ситы, проявил неожиданную смелость, сказав: «Мы больше не хотим с тобой играть». Глаза Ситы расширились и наполнились слезами изумления и обиды. От ее взгляда у Мэри заболело сердце. Впрочем, Сита быстро пришла в себя и, сложив руки на груди, фыркнула: «Отлично! Я сама не хочу играть с малявками. Я уезжаю домой». И с этими словами ринулась прочь.
Мэри побежала за Ситой, которая в конце концов заставила себя умолять. Амин был очень огорчен мягкотелостью Мэри, однако, как обычно, сдался и вместе с ней стал просить Ситу остаться. И когда они с Мэри вновь разозлились на нее, Сита мило улыбнулась и, обняв девочку, прошептала ей на ухо, жарко дыша: «Прости. Я не хотела этого говорить. Ты – моя лучшая подруга и вовсе не малявка».
И хотя женщина с большим животом и многочисленными украшениями, которую Мэри встретила в библиотеке, выглядела величественно, она по-прежнему была девчонкой, которую помнила Мэри, пусть и немного более тревожной; впрочем, когда Сита смеялась, ее нервозность исчезала. А еще в ее глазах были усталость и отстраненность. Но в остальном она совсем не изменилась.
Она оставалась ее лучшей подругой.
Именно поэтому Мэри открылась ей, рассказав обо всем, умолчала лишь о Винае. Она знала: даже став королевой, Сита, которая всегда отстаивала права женщин, не станет ее осуждать.
И оказалась права.
Когда Мэри вскользь упомянула о своей связи на корабле, выражение лица ее подруги не изменилось. Она и глазом не моргнула, когда Мэри призналась, что ее терзают угрызения совести из-за того, как она поступила с Чарльзом. Сита лишь кивнула, когда услышала, что ее подруга не намерена отдавать своего ребенка, и погладила свой живот.