Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи

За витринным окном, в тихих водах пруда, в ленивой сонливости дрейфовали неказистые пестрые уточки. Зеркальная водная гладь с холодным равнодушием отражала вечнозеленые кроны пихт и кедров, горделиво возвышающихся на пологих берегах рукотворного озера. И только печальная плакучая ива, склонив свои ветви над поверхностью пруда, с тоской разглядывала остатки своего некогда величественного, царственного одеяния. Утренняя буря сорвала с нее золотистое осеннее убранство, и она, словно нимфа, стыдливо пыталась прикрыть руками-ветвями свою восхитительную, грациозную наготу. С обрывистых берегов небольшого островка, посередине озера, с тихим журчанием срывался прозрачно-хрустальный поток водопада. Воздушно-ажурный пешеходный мостик, соединяющий этот крохотный клочок суши с северным берегом, позволял забредшим туда зевакам любоваться изумительным видом со смотровой площадки живописного островка. На дальнем берегу, спесиво выпятив сапфировую грудь, вальяжно разгуливал павлин, распустив свой изумрудный хвост среди невзрачных сероватых самок. По-видимому, пернатых выпустили из их укромного убежища, покуда установилась солнечная и безветренная погода.

В кафе, где мы присмотрели небольшой столик поблизости от окна, было покойно, тепло и уютно. Перед Степаном на столе стояла разнокалиберная батарея пивных бутылок с ярким разноцветьем всевозможных наклеек. Здесь было и светлое пиво, и темное, и бархатное, и крепкое, и безалкогольное. Часть бутылок Степан принес с собой, часть же заказал уже непосредственно здесь, в приютившем нас кафе. Прищурив глазки, он с пристальным вниманием исследовал надписи на этикетке одной из бутылок, а затем глубокомысленно промычал: «У-у-у-гу!». И, пристроив пробку между своими мощными челюстями, гигант резко повернул зелёненькую бутылочку вверх. Раздался металлический щелчок, и горлышко бутылочки появилось изо рта Степана уже откупоренным. Богатырь сделал несколько жевательных движений и небрежно выплюнул колпачок на средину стола.

– Main Gott! – в ужасе воскликнула почтенная пожилая дама, видимо немецкая туристка, сидевшая за соседним столиком. Она судорожно прижала к себе маленькую пушистую собачонку, будто опасаясь, что та может ненароком попасть между челюстями этого неотёсанного дикаря. Мне и самому стало не по себе, словно я засунул в рот зеленоватый лимон и откусил его добрую половину. Скулы свело нестерпимой болезненной судорогой.

– Ты что делаешь? Ты же повредишь эмаль. Считай, что кариес тебе теперь обеспечен! – наконец, выдавил я из себя.

Степан недоуменно поднял со стола пробку, внимательно осмотрел её со всех сторон, а потом бережно протянул мне на ладони металлический колпачок:

– Да чего ты зазря волнуешься! Погляди! Ни единой царапины нет! А ты что, их коллекционируешь?

– Нет. Я коллекционирую здоровые зубы, – раздраженно буркнул я. Похоже, Степан и слыхом не слыхивал, что такое кариес и под каким соусом его едят.

Исполин добродушно улыбнулся, показав два ряда безупречно ровных белоснежных зубов, а затем неспешно поднес покрытую испариной бутылку ко рту. Его кадык три раза дернулся, и пустая бутылка недовольно брякнула донышком о столешницу. Степан размашисто вытер рукавом губы и довольно крякнул на весь зал.

Дама с собачкой пересела на дальний край своего стола и стала поспешно доедать пирожное, запивая его большими глотками кофе с молоком.

– Ты так и работаешь у сеньора Педру? – поинтересовался я у гиганта.

– Педру? – удивился Степан. – Ах, нет! К несчастью, нет. Педру у нас был всего лишь мелкой сошкой, мальчиком на побегушках. А настоящим гранд-патроном является дон Фернанду. Вот это личность! Стройный, подтянутый, весь полон благородства и достоинства. Ну, настоящий тебе идальго!

Я чуть было насмерть не поперхнулся моим кофе, услышав такое заковыристое испанское слово из уст Степана, который и о существовании самой Испании узнал только проезжая через неё в Португалию. Я зашелся неудержимым душераздирающим кашлем. Воздуха катастрофически не хватало, сознание помутилось, на выпученных глазах выступили обильные крупные слезы.

– Что? Не в то горло пошло? – сочувственно полюбопытствовал Степан. – Ничего! Сейчас подсоблю!

И крепыш несколько раз хлопнул меня по спине своей могучей широкой дланью. Если бы он ударил чуточку посильнее, то, наверное, и лёгкие, и бронхи беспрепятственно вылетели бы через мой распахнутый рот наружу. А вместе с ними и зубы, и все переломанные ребра грудной клетки в придачу.

– Ну, что? Прошло? – ласково спросил Степан, склоняясь надо мной.

– Я думал, что жизнь моя прошла окончательно и бесповоротно, – сдавленно прохрипел я, утирая салфеткой слёзы.

– Ну, для того и существуют друзья, чтобы помочь в трудную минуту, – благодушно промолвил услужливый медведь и опрокинул внутрь себя содержимое очередной бутылки пива. Лицо его вдруг окаменело, глаза выпучились, и он чересчур громко, надрывно срыгнул. И хотя из чрева пещерного тролля ничего не изверглось, но его утробный рык никак не способствовал повышению всеобщего аппетита.