Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи

Второй постоялец этого импровизированного приюта спал лицом вниз, отражая своей лысиной свет ярких неоновых ламп Супертальи. Зато с боков черепа и на затылке у него густо росли длинные рыжеватые волосы, заботливо собранные в аккуратную косичку на сутулой старческой спине. Между матрасами на полу лежало рождественское украшение в виде венка из хвои и двух серебреных колокольчиков, связанных броской золотистой лентой. Такие украшения португальцы вешают на входные двери своих домов перед Рождеством и снимают их только после окончания весёлых новогодних празднеств. Рядом стояла пузатая пятилитровая бутылка вина и два помятых пластиковых стаканчика с остатками хмельной тёмно-красной жидкости на донышках. На покрытой жирными пятнами газете «Record» лежало полукольцо дешевой говяжьей колбасы. У изголовья постелей спящих бродяг стоял и оглушительно громко тикал старенький потертый будильник, на циферблате которого было по-русски написано «СЛАВА».

– Бездомные, нагие горемыки,
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды,
В лохмотьях, с непокрытой головой
И с тощим брюхом? —

тихо прошептал я.

– Святой Николай! Никогда б не подумал, что и в Португалии существуют бомжи! – нервно поежившись, отреагировал Степан. – Но теперь я убедился, что это явление, безусловно, интернациональное. Интересно, откуда у бедолаги такой древний советский будильник? Не уж-то спёр у кого-то из иммигрантов с востока?

– А может быть, кто-нибудь из наших ребят попросту подарил этот будильник бродягам на память, – выдвинул я менее криминальную гипотезу.

Неожиданно, вдоль стены дома стрелой промелькнула серая зловещая тень и бесшумно прошмыгнула между старыми зловонными матрасами. За какую-то долю мгновения я успел разглядеть здоровенную, зубастую крысу, которая ловко ухватила челюстями кусок колбасы и метнулась в сторону изумрудно-зелённой клумбы.

Степан молниеносно нагнулся, схватил пустую бутылку из-под пива «Кристалл», валявшуюся у колонны, и резко запустил её в след убегающей наглой грабительнице. Я втянул голову в плечи, слегка присел и непроизвольно сморщился, ожидая услышать звон разбиваемого в дребезги стекла. Но мой обостренный слух уловил всего лишь какой-то странный тошнотворно-чвякающий звук. Крыса несколько раз перекувыркнулась в воздухе, шлёпнулась спиной на мокрую мостовую, три раза судорожно дёрнула лапками – и затихла.

Широко раскрыв рот и выпучив воспалённые глаза, я с удивлением смотрел на сурового и мрачного гиганта. Он уже не раз поражал меня неимоверной ловкостью и стремительностью своих движений в сложных и критических ситуациях. И это при его двухметровом росте и весе около ста десяти полновесных килограмм!!!

– Проклятая воровка! – процедил сквозь зубы Степан. – Люди от голода пухнут, а она у них последний кусок стибрила!

– Судя по тому «пузырёчку», что стоит между матрасами, эти ребята пухнут не только от голода, – как бы вскользь подметил я.

Мы медленно приблизились к останкам безвременно почившей твари. Жизнь, только что наполнявшая это идеально усовершенствованное за миллионы лет эволюции тело, по-видимому, уже навсегда покинула его.

– А может быть, у неё малые детки, и она несла эту колбаску, чтоб накормить своих голодных сереньких малышей, – попытался я оправдать неблаговидный поступок усопшей хищницы. – Материнская любовь и родительский долг толкнули её на это страшное злодеяние. Если разобраться, мы ведь тоже в своё время преступили закон ради счастья и благополучия наших малых деток. Не нам её судить.

Степан искоса бросил на меня испепеляющий взгляд:

– Я что-то не понял! На чьей ты стороне? Кто мы, люди или грызуны подпольные? Да, мы попали в Португалию нелегально! Но от этого «ужасающего злодеяния» никто конкретно не пострадал!

Он наклонился и поднял с асфальта отбитую у захватчицы колбасу. В нос нам ударил омерзительный, выворачивающий наружу все внутренности запах, от которого я чуть было не потерял сознание. От одной мысли, что «это» предназначено в пищу какому-нибудь живому существу, мне стало до спазм в животе плохо. Мой друг, зажимая нос, отнёс жалкое подобие колбасы к матрасам и бережно положил его на прежнее место. Я шел за гигантом, буквально находясь на грани обморока. И даже едкий запах мочи, исходящий от постелей бродяг, не мог перебить смрад и зловоние, источаемое чрезмерно залежалой колбасой. Я уже было раскрыл рот, чтобы высказать своё веское мнение по этому поводу, но Степан предупредительно поднял руку:

– Давай не будем спорить об особенностях национальной кухни. Я, к примеру, терпеть не могу сыр «Рокфор» из-за его гнилостной плесени. А ведь есть гурманы, которых и за уши от него не оттянешь!

И, вдруг, бродяга в колпаке Пай Натала запел в полусне дрожащим гнусавым голосом:

– Несе Галя воду, коромысло гнеться.
А за ней Iванко, як барвiнок в’ється.

(Прим. Украинская народная песня).