Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи

Вдруг вижу, по полю к нам идёт сам Валерий Васильевич Лобановский. В тренировочном костюме, а на груди свисток на длинном шнурке. Видно вскоре должна была состояться тренировка основного состава «Динамо». Уверенно шагает к нам, однако ни тени улыбки на его хмуром и суровом лице. И идёт прямо ко мне. Моя голова закружилась до умопомрачения. Перед глазами как в калейдоскопе замелькали воображаемые мной картинки: я в форме киевского «Динамо» и сборной СССР, переполненные трибуны Лужников, Сан Сиро, Уэмбли, Мараканы…

А Лобановский неспешно подошёл ко мне и смерил взглядом с ног до головы. Потом обошёл вокруг меня, как канадский лесоруб вокруг приглянувшейся ему ёлки. Затем внимательно посмотрел в мои глаза и с нескрываемым сарказмом поинтересовался:

– Слушай, парень! А ты знаешь, для чего футболисту нужна голова?

Попервоначалу от жуткого волнения я даже мало-мальски языком пошевелить во рту не мог. Потом что-то невнятно и бессвязно пролепетал. Но, в конце концов, собрался с духом и с величайшим трудом всё-таки выдавил из себя:

– Голова нужна футболисту, чтобы правильно оценивать сложившуюся на поле игровую ситуацию, принимать адвокатные… то есть я хотел сказать, адекватные решения для эффективной обороны собственных ворот и успешного преодоления защитных порядков соперника. А главное, для того, чтоб правильно тактически мыслить в течение всего игрового времени.

– Балбес! – раздражённо воскликнул Валерий Васильевич. – Мыслить за тебя тренер будет, а ты должен лишь чётко выполнять его указания и установки. А голова футболисту нужна, чтобы надёжно играть на «втором этаже»! А ты что делаешь?! Мяч, летящий на высоте двух метров, пытаешься достать ногой! Почему не бьёшь головой? В тебе же сажень роста!

– Больно… – честно и откровенно признался я.

– Не понял. Кому больно? – остолбенел Лобановский.

– Голове больно, – конкретно пояснил я. – Когда я бью головой по быстро летящему мячу, то у меня такое ощущение, что мои мозги сейчас через задний, анальный проход вывалятся.

С минуту Валерий Васильевич с сожалением, молча, смотрел на меня, потом укоризненно покачал головой и безапелляционно заключил:

– Безнадёжен.

Я попытался возразить, что зато у меня есть иные дарования и достоинства. Однако Лобановский резко меня осадил:

– А скорость? Ты же бегаешь по полю как обожравшийся беременный таракан! Современный футбол – игра сверхскоростная. А ты пока добежишь до чужих ворот, соперник уже в контратаке в твои ворота мяч закатывать будет. С такой скоростью и с такой игрой головой тебе, дорогуша, в футболе делать нечего!

Лобановский ещё раз обошёл вокруг меня и совсем беззлобно спросил:

– А ты в баскетбол играть не пробовал? Хотя нет. Баскетбол тоже игра скоростная и динамичная. Попробуй, парень, штангу! У тебя обязательно должно получиться.

Валерий Васильевич дружески похлопал меня по плечу, развернулся и неспешно направился к скамейке киевлян. Но, отойдя всего лишь на несколько шагов, он внезапно остановился и, оглянувшись, молвил:

– Хотя, если признаться честно, Степан, и удар, и пас у тебя действительно превосходные.

И Лобановский ушёл, а я офонарело стоял как оплёванный среди моих ликующих и скачущих от счастья товарищей. Кто-то мягко положил руку на моё плечо и, скосив глаза, я увидел застывшего рядышком Игнатьича. Он, видно, уже совершенно пришёл в себя и слышал мой разговор с Валерием Васильевичем.

– Не огорчайся, Стёпа, – услышал я его утешительные слова. – Он ведь всё это сказал не от сердца, а скорее всего с великой досады. Ты сегодня одним неудачным ударом лишил его юношескую команду трёх перспективных и подающих надежду игроков.

– А почему троих? – безжизненным голосом прогундосил я.

– Этот удалённый парень, с разбитой головой, теперь уже навряд ли когда-нибудь обретёт веру в свои способности, – с непонятным для меня сожалением проронил Игнатьич. – Он хоть и здоровый парень, но люди, у которых нет внутреннего стержня, очень легко ломаются.

Но тихие слова старого тренера отнюдь не уняли мук моего разбитого сердца.

Несколько тягучих минут я и Степан просидели в безмолвии, вперившись в мерцающие воды овального прудика.

– Это была моя последняя игра в футбол. После этого турнира я больше бутсы ни разу не надевал, – горестно продолжил Степан. – Яд жестокой обиды разъедал мою душу. Ведь я считал себя неплохим хавбеком и, по моему мнению, не заслуживал такой нелестной оценки. Когда я рассказал отцу о моём разговоре с Лобановским, то тот встал с кресла, огорчённо вздохнул и, положив руку на мою голову, незлобиво высказался:

– Уж раз сам Валерий Васильевич так оценил твою игру, то и нечего занимать в команде чужое место.

– И Игнатьич не позвал тебя в команду? – сочувственно поинтересовался я.