Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи

– После каникул он два раза передавал через моих однокашников, чтоб я приходил на тренировки. Но я не отозвался. Быть может, если б он сам пришёл и поговорил со мной, то я бы и вернулся в команду. Но третьего предложения я так и не дождался. Через два месяца, как снег на голову, от Игнатьича из Москвы пришло обстоятельное письмо. Он писал, что теперь работает с молодёжным составом одной из столичных команд. И приглашал приехать к нему на осенние каникулы, как он выразился, «на смотрины». Он просил срочно ему ответить, если конечно мои родители и я не против. Я написал, но больше от Игнатьича никаких весточек так ни разу и не получал. Лишь почти через год я совершенно случайно узнал, что он умер от инфаркта прямо на скамейке запасных, так и не пережив позорного поражения своей новой команды.

Вот так из моей жизни ушел ещё один очень хороший человек.

18. Искатели сокровищ

Гигант, сгорбившись, сидел на каменной садовой скамье, погруженный в воспоминания о своей сумбурной и непутевой юности. И мне очень захотелось хоть как-то утешить моего подавленного и пригорюнившегося приятеля. Но я даже представить себе не мог, как это сделать тактично и ненавязчиво.

– А обо мне все словно напрочь позабыли. Будто и не было победного киевского турнира, будто и не было моих девяти голов, забитых со штрафных ударов, – услышал я расстроенный голос моего эмоционального попутчика. – А ведь, ко всему прочему, по итогам турнира я получил приз самого ценного игрока.

– Есть страшное чудовище, Степан, —
Жестокое Забвенье. Собирает
Все подвиги в суму седое Время,
Чтоб их бросать в прожорливую пасть;
Забвенье всё мгновенно пожирает, —

поучительно процитировал я. (Прим. «Троил и Крессида», Шекспир.)

Степан замер, словно поражённый услышанным.

– Шекспир? – хрипло спросил он и, не дождавшись ответа, хлопнул себя ладонью по бедру. – Не зря же меня не покидало ощущение, что я где-то уже встречался с этим парнем! Ведь это же он обо мне написал!

– Вообще-то, эти слова предназначались для слуха Ахилла, – с трудом сдерживая улыбку, пояснил я. – Но твоё имя так гармонично вписалось в эти строки! Похоже, у тебя с Ахиллом были сходные проблемы.

– Ахилл… Ахилл… – задумчиво повторил Степан, как будто смакуя это имя на язык. – А это случайно не тот парень, у которого были какие-то проблемы с ахиллесовым сухожилием? Ой, нет! Кажется, у него что-то было с пятками!

– Он, милок! Он самый! – глупо улыбаясь, подтвердил я. – А говорил, что у тебя пробелы в гуманитарном образовании!

– Где-то я слышал, что Ахилл – это не имя, а кличка и в переводе обозначает «недоносок», – профессорским тоном сообщил мне мой собеседник.

– Тебя жестоко обманули, – отрицательно покачал я головой. – По смыслу с древнегреческого это имя переводится как «не вскормлённый материнским молоком».

– Не приведи Господи иметь такое длиннющее имя! – ужаснулся Степан. – Не в одну анкетную графу его не впишешь! Попросту не влезет! И что же ещё сказал Шекспир твоему Ахиллу?

– Да вовсе он не мой Ахилл, а скорей всего, принадлежит всему человечеству, – философски изрёк я и, напрягая память, продекламировал:

– … Забываются легко
Былая доблесть, красота, отвага,
Высокое происхожденье, сила,
Любовь и дружба, доброта и нежность.
Всё очернит завистливое Время
И оклевещет.

А знаешь, Степан! Если ты правильно передал разговор с Лобановским, то он отнюдь не считал тебя таким уж и безнадёжным. Он спрашивал у тебя твоё имя?

Гигант отрицательно замотал головой.

– А ведь он знал, как тебя зовут! Значит, он тобой интересовался и не был безразличным к твоей игре, – сделал я логичный вывод. – Может быть своими резкими словами он желал возбудить в тебе честолюбие, заставить работать тебя над твоими пробелами, изъянами и недостатками. Нет-нет! Последние слова его ясно говорят, что Васильевич никоим образом не ставил на тебе крест. А кто-нибудь из той вашей победной команды стал настоящей «звездой»?

– Нет. По-видимому, не судьба, – невесело поведал мой друг. – Правда, после турнира нашего вратаря пригласили жить и учиться в киевском спортинтернате. Он делал поразительные успехи и вскоре уже защищал ворота юниорской команды «Динамо». Говорят, его даже в дубле уже пробовали. Но…

Сам Игорёк происходил из неблагополучной семьи. Отец его, потомственный алконавт, безнадёжно дрейфовал в хмельном океане иллюзий, дурмана, видений и сладких, несбыточных грёз. Мать, рано постаревшая безграмотная женщина, работала техничкой сразу в трёх местах, чтоб прокормить голодную ораву оборванных ребятишек. У этой, безусловно, геройской женщины кроме старшего Игорька было ещё четверо подрастающих сорванцов.