Под небом пустыни

Подойдя к чайной, мы вспомнили, что уважаемый профессор Хабиб Ягмайи еще в Тегеране написал ряд рекомендательных писем к своим друзьям в селениях пустыни. До сих пор до них не доходили руки. Мы распечатали пакет и обрадовались, ибо одно из писем было адресовано в Ребате-Поште-Бадам. Кто был другом Хабиба Ягмайи в Ребате, пока было неизвестно. Попросив мальчишку отнести письмо по адресу, стали ждать. У нас оказалось свободное время. Мы бродили возле дома, заходили внутрь, пили чай. Несколько ребатских крестьян сидело возле чайной. Они молча глядели на небо. Вдруг там что-то зарокотало, эхо вторило на всем окаменевшем пространстве пустыни. Облака стремительно переместились, и снова раскаты грома потрясли Ребат. Следовало бы ожидать после всего этого проливного дождя и спрятаться под крышу. Но местные жители только поглядывали на небо и не собирались бежать в укрытие. Они знали, что делают. Вскоре громовые раскаты поутихли в горниле пустыни, а облака с отвращением и поразительной скаредностью выжали несколько дождевых капель, упавших на мертвую землю Ребат. От земли поднялся жаркий пар, а люди, сидевшие возле чайной, перевели взгляд с неба на землю.

Мы полулежали на каменных скамьях и вели неторопливый разговор о месте для ночлега, о сырости земляного пола и прочих вещах, как вдруг перед нашими изумленными очами предстал тот самый Хадж-ага, в руках у которого белел конверт письма Хабиба Ягмайи. Он степенно вошел в дом, а вслед за ним целая компания земляков. Люди отбросили робость и набились, до отказа в чайную. Мы растерялись и готовы были провалиться сквозь землю от неловкости. Этот самый Хадж-ага Фатхи, не будучи еще знаком ни с нами, ни с письмом господина Ягмайи, из врожденного чувства гостеприимства пригласил нас к себе домой. Мы же нагло, невежливо отклонили его любезное приглашение. А сейчас сами притащили его сюда. А вдруг да он скажет: «Что же вы тогда не пожаловали ко мне, когда я сам вас искал и просил осчастливить своим присутствием?» Что ему ответить на это?

Однако Хадж-ага оказался гораздо благороднее и умнее того, чтобы считать за образец морали поведение нескольких тегеранских «интеллигентов». Он просто сделал вид, что видит нас впервые. Добродушно улыбнувшись, чрезвычайно приветливо и уважительно он поздоровался с нами и произнес такие слова, которые бы любому человеку, отведавшему пустыни, придали новые силы и привели в восторг. В пылу взаимных любезностей единственный человек, который шепнул по-английски своим товарищам, что он не хочет принять приглашение Хадж-ага был историограф экспедиций, и он же был первым, кто в ответ на любезности Хадж-ага оказался в тупике и от лица всего экипажа вынужден был его принять.

Фотограф долго противился приглашению, то ли по причине страсти к цыплятам, то ли из-за боязни не выспаться. Но мягкий тон, приятные речи Хадж-ага были прозрачны и липки, как мед: злые выходки, обидные замечания он обволакивал густым сиропом слов и нейтрализовал их.

Мы отказывались от приглашения Хадж-ага при первой встрече с ним по разным соображениям. Важнейшее из них было связано с вечным нашим другом — ленью: мечтали хорошенько выспаться ночью, набраться сил на дорогу. А во-вторых, кажется, мы достаточно навидались, как живет Хадж-ага. Зачем хотя бы на одну ночь подвергаться риску пробыть в таких бытовых условиях, которые вместе с крепостью Ребате-Поште-Бадам и всей деревней стоят не больше гроша ломаного? Конечно, тут мы рассуждали глупо. По-видимому, все эти флаконы, бритвы, щетки, которыми в Тегеране обрастает человек, препятствуют проявлению национальных свойств и качеств характера. Мы судили по себе, думая, чем жизнь хуже и беднее, тем ниже и ничтожнее человеческое достоинство. Поскольку лишь из книг известно о свойствах иранского гостеприимства, то можно было вообразить, будто оно давно отошло в область предания. В Тегеране мы обычно идем в гости сами, а потом уже приглашаем к себе. По принципу «давай— бери». Пока мы что-нибудь не приобретем, ни клочка не отдадим. Бессмысленно отдавать плоды трудов своих обеими руками какому-то дяде! Но Хадж-ага думал иначе. А вернее, он вообще об этом и не задумывался: приехали в Ребат гости из столицы — он должен их. принять. Вот и все.

Мы знали, что на следующее утро нас не будет в Ребате. И вероятно, больше никогда не доведется его увидеть снова. Да и сам Хадж-ага знал это. Тем не менее он радушно вел нас к себе в дом.