Под ногами троллей

А эмир напротив, воспрял — на его щеках появился румянец, кожа на миг разгладилась и посветлела. А лишь на крохотное мгновение — а затем всё вновь вернулось на круги своя. Наряд болтался на эмире, как на вешалке; он стал похожим на живой скелет, обтянутый мумифицировавшейся кожей.

Аррен навсегда запомнила его глаза — полные невыразимой боли и страдания.

Он посмотрел прямо на неё и шепнул:

— Убейте меня.

А затем указал пальцем на келарденку.

И тогда между ней и живым трупом встал Харат.

Никто не заметил, как он это сделал — он словно всегда стоял там.

Харат протянул открытую руку и легонько коснулся ею чего-то невидимого — будто толкнул воздух.

И на груди эмира появился знак.

Аррен глядела и не верила своим глазам. Знак огненной ладони явственно проступил на его кольчуге; запахло горящей плотью. Эмир пошатнулся и упал; и в тот же миг густым, вязким киселём из него вырвались на свободу тени. Они сгустились противоестественным варевом над головой Харата; девочка видела оскаленные головы, когтистые руки, длинные языки.

Волшебник стоял молча, спокойно скрестив руки на груди; и тени, взвыв в бессильной ярости, исчезли.

И в тот же миг будто что-то лопнуло в мироздании: зазвенела до предела натянутая струна, и город на мгновение стал просто городом, а храм — просто развалинами.

Харат опустился перед Джаншахом на колени.

— Они были так голодны, — тихо сказал эмир. — Так ужасно голодны.

Его глаза остановились, и черты разгладились; плоть снова вернулась на лицо эмира, и казалось, будто он просто спит. Спит — в огромной красной луже.

Харат закрыл ему глаза.

— Его губы и язык до самого конца принадлежали Льву, — сказал он. — Это и спасло его — позволило ему умереть.

* * *

— Великий Лев! — сказал Фошвард. — Я никогда бы не поверил, если бы не увидел. Ты видел, Кел?

Келлар пождал плечами:

— Я видел, как эмир обезумел; видел, как у солдата случился эпилептический припадок. Сдаётся мне, мой дорогой Фош, ты видело нечто иное? В любом случае, опасности не было: я бы прикончил взбесившегося эмира одним ударом клинка.

Все в изумлении обернулись к солдату: и впрямь, он был жив! Только глаза его закатились, и он судорожно дышал, будто пробежал всю пустыню от Тартааша до развалин без остановки. Язвы сошли с его лица, и ничто не говорило о колдовской болезни.

Фош лишь покачал головой:

— Келлар, приятель — ты просто не видел того, что видели мы.

Старьёвщик пожал плечами, а Харат улыбнулся штурману:

— Не торопись с выводами, друг мой. Келлар и впрямь мог бы убить эмира — именно потому, что не видел вселившихся в него бесов.

Впрочем, Аррен совсем не интересовал их разговор.

О, Аррен волновало совсем другое!

— Но почему, — воскликнула она, обращаясь к магу, — почему ты не сделал этого ранее?

Маг склонил голову.

— Не стоит лишать человека жизни, если избрать любой другой путь. Если же ты ведёшь речь о магии… Я покажу тебе, дитя моё.

В одно мгновение стало тихо; южане и матросы окружили мага и девчонку плотным кольцом. Чародей подошёл к стене одного из кровяно-красных зданий и положил на неё ладонь; и вдруг поверх неё, с оглушительным треском (о Боги!) пролегла сетка трещин. Матросы отпрянули; смотрели на волшебника в ужасе, смешанным с благоговением. Аррен вскрикнула от восторга.

— А теперь смотри, дитя.

Он подошёл и мягко положил ей ладонь на лоб. И она вдруг увидела, как с каждой трещиной, пролегающей в холодном камне, исчезала с лица детей одна улыбка; пропали яркие бабочки; завяли, едва проклюнувшись из земли, ростки. А с появлением самой большой трещины, расколовшей стену едва ли не надвое, вдруг побледнела и исчезла высокая стройная девушка — у неё была кожа цвета какао, и она целовала остолбеневшего мага (у того было выражение крайней растерянности на лице).

— Я поняла, — сказала Аррен.

— У всего есть своя цена, — маг грустно улыбнулся ей.

— Но та дева! — воскликнула она. — Неужели из-за меня…

— О нет, — улыбнулся Харат. — Она не умерла. Ты лишь отобрала у нас один поцелуй.

Аррен в раскаянии повесила голову, но маг ласково потрепал её по макушке.

— Дитя моё! Никому не дано предвидеть своё будущее. Я лишь вижу пути — множество путей. По какому из них пройдём мы? То ведомо лишь Льву. Ты отобрала у меня один поцелуй; но кто знает, сколькими вместо него вознаградит меня Лев впоследствии?

Аррен подняла голову. Она порывисто вздохнула.

— Но кто этот Лев? — спросила она. — Я так много слышала — и ничего не знаю о нём. Ты великий маг, Олифандер! Наверняка ты видел его?

Харат замолчал и молчал долго. Наконец, он улыбнулся и присел на обломок колонны у стены.

— Да, я видел его, — сказал он. — Но сказать по правде, это постыдная для меня история. Тогда я был молод и довольно глуп, и служил при дворце шаха Ямурдташа. И вот однажды затеял он войну с сопредельным королевством, и должен был выставить тысячи своих людей против тысяч чужих, ибо враги его прислали войско. И вошёл тогда в мои покои шах Ямурдташ, и сказал: «Настало твоё время отработать свой хлеб, кудесник. Или завтра под моими врагами провалится земля — или я велю насадить тебя на кол».