Стоило этому вопросу сорваться с губ беспечного шутника, как Гарри схватил его за шнурки толстовки, болтавшиеся на груди, и рывком притянул к себе.
Чез только и успел, что переставить ноги в попытке удержать равновесие.
Холодный взгляд спецназовца, юркий и цепкий, как рыболовный крючок, чуть не пронзил бедолагу. Жилы у Гарри на шее напряглись железными тросами.
Когда-то он был способен на марш-бросок в сорок миль с пятидесятифунтовым рюкзаком за спиной и мог осилить вплавь сотню-другую футов при полном армейском снаряжении. Да в нем по-прежнему было столько силы, что, казалось, он с легкостью может подкинуть парня в воздух и удалиться на перекур, пока тот не совершит все возможные пируэты.
- Послушай, - процедил солдат, не ослабляя хватку. - Я должен знать, кто эта женщина.
- Как... какая жен-щина?.. - глаза у Чеза остекленели.
- Женщина, которая намерена здесь поселиться.
- Не знаю, о чем вы! Я никого не видел! - прохрипел парень. - Я не могу дышать!
Нет, он не врет. По поводу последнего, так точно.
Гарри разжал руку и, оттолкнув его, приблизился к раненому комоду.
Не нужно было касаться его потрескавшейся столешницы и оторванной ручки-листика. Не следовало взывать к воспоминаниям.
Снова накатила эта ломящая головная боль. Шум. Крики. Атака. Выстрелы. Все смешалось: мама, командир Стоун, бегущие оперативники, ревущий в ночи ребенок, орущий отец...
Он сжал ладонями раскалывающиеся виски.
- На часах почти десять. Мы опоздаем к врачу, мистер Максвелл, - шепнул Чез и, отдышавшись, припал к стене.
Гарри у него ассоциировался с эдаким Рэмбо, гордым одиночной, испытавшим все тяготы войны. Борьба с террором возвеличила дельтовца до героя и покалечила - а это как минимум было мотивом для плохого настроения.
У всех бывают трудные дни, а у бывших вояк таких дней - большинство.
Гарри опомнился и поднял на него глаза:
- Поехали. Но сначала занеси комод в мастерскую, а все остальное - ко мне в комнату.
Сеанс массажа привел его в чувство. От мануальщика явно был толк: напряжение в шейном отделе спало, а обвинения и подозрения в адрес Дейла, все утро крутившиеся у Гарри в голове, вечером уже не отзывались в ней злостью и нетерпимостью.
«Если Чез не в курсе, значит, Дейл сам подыскал арендаторшу. Небось, рассчитывает на этом поживиться. Но кто, черт побери, захочет забраться в Палмер по доброй воле?».
Распластавшись на кровати, Гарри позволил разыграться собственной фантазии. Его неожиданно поглотили размышления о том, что представляет собой эта неуловимая соседка. Блондинка она или брюнетка, дородная или утонченная, простушка или городская фифа, сбежавшая из страны небоскребов от ревнивого бойфренда?
И чем она так хронически занята?
Удивительно, как не удается ее застать. Не пешком же она добирается сюда! И, что самое важное, как эта женщина умудрилась вытащить и спустить по лестнице все эти пожитки - в одиночку и не производя при этом ни малейшего звука?
Гарри поймал себя на мысли, что зауважал ее за выносливость и завидную партизанскую сноровку.
Да, случается, что от лекарств сон его делается вязок и глубок, но не до такой же степени, чтобы не услышать, как в доме вершится переезд!
Стянув толстый блокнот с полки в изголовье, солдат устроился поудобнее, выдрал лист и замер, подбирая слова.
«Мисс Филлз, - вывел он мелким прерывистым почерком. - Вы без спросу выставили вон вещи, принадлежащие моей семье. Это не лучшая идея для соискателя на угол под этой крышей. Да, вы так и не сообщили, надолго ли планируете тут задержаться? С уважением, Г. Максвелл».
Он отложил ручку с чувством человека, умудрившегося за один присест переписать Евангелие - соблюсти деловой тон в переписке с потенциальным неприятелем стоило немалых усилий.
И все же Гарри хотел напомнить нечаянной гостье о своем существовании и о том, что ей придется считаться с его присутствием.
Перед сном он оставит письмо - на лестнице, где его нельзя не заметить. А завтра справится у Дейла о ее личности и отремонтирует маминого любимца. Да, именно это он и сделает.
И все образуется, все вернется на круги своя.
После утра, проведенного в мастерской, Гарри воспрянул духом. Зачистив столешницу комода, он покрыл ее маслом и покрасил. Еще пара слоев - и она будет как новая.
Сломанный листик обзавелся добротным крепежом и занял привычное место на верхнем ящике.
Напоследок солдат отшлифовал шахматы из комплекта для знакомого Чеза из Спрингфилда.
За минувшую неделю он смастерил ладей и слонов, нанес кропотливый точеный рисунок у их основания, вырезал коней - строгих и гордых, украшенных богатыми гривами, - отточил макушки величественных королей и ферзей.
В воображении мастера каждая из игральных особ была важна и прекрасна, разве что к рядовой пешке он относился с офицерским подозрением. Самая маленькая и слабая, она мнилась ему и самой изворотливой. Эдаким волком в овечьей шкуре. Как ни крути, пешка была способна достигнуть последней горизонтали и превратиться в любую фигуру на усмотрение ловкого игрока.
Довольный результатом работы, Гарри вытер руки, погасил свет и выглянул в распахнутую дверь.