Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

Она зажмурила глаза и звонко захохотала.

Я вн себя отъ волненія и страдаю отъ этихъ шутокъ, хотя он такъ добродушны. Я осматриваюсь по сторонамъ, чтобы немного овладть собой. То тутъ, то тамь приподнимается шляпа, и я отвчаю; все кажется мн такимъ далекимъ и страннымъ. Моя хорошенькая дама привлекаетъ вниманіе публики на насъ.

— Такъ, значитъ, вы знаете всхъ этихъ людей, разъ вы съ ними раскланиваетесь?

— Да, нкоторыхъ… Вы весело проводите время въ город?

— Великолпно! У меня есть два двоюродныхъ брата, а у нихъ есть товарищи.

— Бдный молодой Эрикъ тамъ въ деревн! — говорю я въ шутку.

— Ахъ, бросьте вы вашего молодого Эрика! Нтъ, тутъ есть одинъ — его зовутъ Веверъ. Но теперь мы съ нимъ въ ссор.

— Ну, это обойдется.

— Вы думаете? Это однако довольно серьезно. Вы знаете, я немножко разсчитываю, что онъ придетъ сюда.

— Тогда покажите его мн.

— Мн пришло въ голову, когда мы съ вами хали сюда, что мы могли бы заставить его ревновать.

— Что же, попробуемъ.

— Да, но… Вы должны были бы быть немного помоложе. Я хотла сказать…

Я стараюсь улыбнуться:

— О, мы это отлично устроимъ. Не презирайте насъ, стариковъ, мы можемъ быть прямо великолпны! Дайте мн только ссть къ вамъ на диванъ, чтобы онъ не увидалъ моей лысины.

Ахъ, какъ трудно перешагнуть черту, раздляющую молодость отъ старости, съ достоинствомъ и красиво. Появляется неувренность, суетливость, вражда къ молодежи, зависть…

— Послушайте, фрёкенъ, — умоляю я ее исцлить мое сердце, — не пойдете ли вы къ телефону и не вызовите ли вы сюда фру Фалькенбергь?

Она на минуту задумывается.

— Хорошо, сдлаемъ это, — говоритъ она, сжалясь надо мной.

Мы идемъ къ телефону, звонимъ въ гостинницу «Викторія» и вызываемъ фру Фалькенбергъ.

— Это ты, Лависа? Если бы ты знала съ кмъ я здсь… ты можешь притти сюда? Вотъ хорошо! Мы въ «Гранд»… Этого я не могу сказать… Конечно, это мужчина, но теперь онъ господинъ, больше я ничего не скажу… Такъ ты придешь?… Ну, вотъ ужъ ты и раздумала? Къ роднымъ? Конечно, длай, какъ хочешь, но… Да, да, онъ стоитъ возл меня… Что это ты вдругъ заторопилась? Ну, ну, прощай въ такомъ случа.

Фрёкенъ Елизавета дала отбой и сказала коротко:

— Она идетъ къ роднымъ.

Мы возвращаемся въ залъ и садимся. Намъ подаютъ еще вина, я стараюсь быть веселымъ и предлагаю шампанскаго. Да, благодарю. Вдругъ фрёкенъ Елизавета говоритъ мн:

— Вотъ Беверъ. Какъ это кстати, что у насъ шампанское.

Вс мои мысли заняты другимъ. Я долженъ ухаживать за барышней ради другого, но я говорю одно, а думаю совсмъ о другомъ. Я не въ состояніи выброситъ изъ головы разговоръ по телефону: она, конечно, догадалась, что я ждалъ ее. Но въ чемъ я провинился? Почему мн такъ внезапно отказали въ Эвербё и взяли на мсто меня Фалькенберга? Капитанъ, конечно, не всегда былъ со своей женой въ идеально-прекрасныхъ отношеніяхъ, но, быть можетъ, онъ увидалъ во мн опаснаго человка и хотлъ спасти свою жену отъ такого смшного паденія. А она стыдилась меня, стыдилась, что я служилъ у нихъ въ усадьб, что я былъ ея кучеромъ и два раза лъ вмст съ ней. И она стыдилась моего почтеннаго возраста…

— Нтъ, изъ этого ничего не выходитъ, — говоритъ фрёкенъ Елизавета.

Я прилагаю вс старанія къ тому, чтобы заставить себя говорить всякія глупости, и она начинаетъ улыбаться. Я пью много и становлюсь остроумне. Наконецъ, барышня, повидимому, проникается увренностью, что я стараюсь ухаживать за ней ради самого себя. Она начинаетъ поглядывать на меня.

— Послушайте, будьте такъ добры, я хочу поговоритъ о фру Фалькенбергъ.

— Тише, — говоритъ фрёкенъ Елизавета. — Конечно, васъ интересуетъ фру Фалькенбергъ, я это хорошо знала все время, но вы не должны были этого говорить… Мн кажется, что на него начинаетъ дйствовать… Будемъ продолжать и будемъ казаться такими же заинтересованными другъ другомъ.

Значить, она не думала, что я ухаживаю за ней ради самого себя. Въ конц-концовъ я слишкомъ старъ, слишкомъ неинтересенъ.

— Но вдь фру Фалькенбергъ для васъ недоступна, — возобновляетъ она разговоръ. — Это безнадежно.

— Да, она для меня недоступна. И вы также для меня недоступны.

— Это вы говорите также ради фру Фалькенбергъ?

— Нтъ, ради васъ самихъ.

Пауза.

— Знаете, вдь я была влюблена въ васъ? Да, да тамъ дома.

— Это становится интересно, — говорю я и передвигаюсь на диван. — Теперь мы доканаемъ Бевера.

— Да, вы подумайте только: я ходила по вечерамъ на кладбище, чтобы встрчаться тамъ съ вами. Но вы, глупый человкъ, ничего не понимали.

— Теперь вы говорите, наврное, ради Бевера, — говорю я.

— Нтъ, увряю васъ, что это истинная правда. А разъ я пришла къ вамъ въ поле. А вовсе не къ вашему молодому Эрику, какъ вы думали.

— Такъ это было ко мн! — говорю я и длаюсь грустнымъ.

— Вамъ это кажется страннымъ? Но вы должны же понимать, что и въ деревн надо въ кого-нибудь влюбляться.

— Фру Фалькенбергъ говоритъ то же самое?

— Фру Фалькенбергъ — нтъ, она говоритъ, что ни въ кого не хочетъ влюбляться, она хочетъ только играть на фортепіано или что-то въ этомъ род. Я говорила только про себя. Нтъ, но знаете ли вы, что я разъ сдлала? Ужъ не знаю, право, говорить ли? сказать?…

— Пожалуйста.