Под осенней звездой (пер. Благовещенская)

Въ воскресенье вечеромъ я остановился на ночь въ одной изб невдалек отъ Эвербе, чтобы утромъ быть въ усадьб. Въ девять часовъ вс уже будутъ на ногахъ, и я разсчиталъ увидать того, кого мн было нужно.

Нервы мои были возбуждены до крайности, и я представлялъ себ всякія неудачи; правда, я написалъ Фалькенбергу совсмъ невинное письмо, но капитанъ могъ все-таки обидться, что я назначилъ такой опредленный срокъ, это проклятое число. Ахъ, если-бы я никогда не отсылалъ письма!

По мр того, какъ я приближался къ усадьб, я опускалъ голову все ниже и ниже и съеживался все больше и больше, хотя я и не совершилъ никакого преступленія. Я свернулъ съ дороги и сдлалъ крюкъ, чтобы подойти сперва къ службамъ. Тамъ я встртилъ Фалькенберга. Онъ стоялъ возл сарая и мылъ карету. Мы поздоровались другъ съ другомъ и разговорились, какъ старые товарищи.

— Ты дешь куда-нибудь?

— Нтъ, я возвратился только вчера вечеромъ. Я здилъ на желзную дорогу.

— Кто ухалъ?

— Барыня.

— Барыня?

— Да, барыня.

Пауза.

— Вотъ какъ? А куда она ухала?

— Въ городъ, не надолго.

Пауза.

— Сюда прізжалъ какой-то человкъ и написалъ въ газетахъ о твоей машин, - сказалъ Фалькенбергъ.

— Капитанъ также ухалъ?

— Нтъ, капитанъ дома. Онъ немножко поморщился, когда пришло твое письмо.

Мн удалось залучить Фалькенберга на нашъ старый чердакъ. У меня въ мшк лежали еще дв бутылки вина, которыя я и подарилъ ему. Ахъ, эти бутылки, которыя я столько времени таскалъ взадъ и впередъ милю за милей, да еще со всякими предосторожностями, наконецъ-то он мн пригодились. Если бы не он, то Фалькенбергъ никогда не разсказалъ бы такъ много.

— Почему капитанъ поморщился, когда пришло мое письмо? Разв онъ видлъ его?

— Дло было такъ, — сказалъ Фадькенбергъ, — барыня была въ кухн, когда пришла почта. «Что это за письмо съ такимъ множествомъ марокъ?» спросила она. Я распечаталъ его и сказалъ, что это письмо отъ тебя и что ты будешь здсь одиннадцатаго.

— Что же она тогда сказала?

— Она больше ничего не сказала. «Такъ онъ будетъ здсь одиннадцатаго?» спросила она только еще разъ. Да, отвтилъ я, такъ онъ пишетъ.

— И дня два спустя теб велли везти ее на желзную дорогу?

— Да, дня два спустя. Тогда я подумалъ: разъ барыня знаетъ про письмо, то и капитану надо сказать объ этомъ. Знаешь, что онъ сказалъ, когда я пришелъ къ нему съ письмомъ?

Я ничего не отвтилъ, я углубился въ мысли. Тутъ что-то есть. Неужели она бжала отъ меня? Нтъ, я сошелъ съ ума? Не будетъ жена капитана изъ Эвербе бжатъ отъ одного изъ своихъ работниковъ. Все представлялось мн такимъ страннымъ, непонятнымъ. Я надялся, что мн можно будетъ говорить съ ней, разъ мн запретили писать.

Фалькенбергъ былъ немного смущенъ.

— Я показалъ письмо капитану, хотя ты и не упоминалъ объ этомъ. Мн не надо было этого длать?

— Мн, все равно. Что же онъ сказалъ?

— Да, присмотри за машиной, — сказалъ онъ и поморщился. — Чтобы кто-нибудь не стащилъ ее, — сказалъ онъ еще.

— Такъ капитанъ золъ на меня теперь?

— Нтъ! Нтъ, этого я не думаю. Съ тхъ поръ онъ мн больше ничего не говорилъ про это.

Но мн дла нтъ до капитана. Когда Фалькенбергъ выпилъ достаточно вина, то я спросилъ его, не знаетъ ли онъ городского адреса барыни.

— Нтъ, но Эмма, вроятно, знаетъ.

Я позвалъ Эмму, угостилъ ее виномъ, сталъ болтать съ ней о томъ и семъ и, наконецъ, незамтно подойдя къ интересующему меня предмету, спросилъ адресъ барыни. Оказалось, что и она не знаетъ адреса. Но барыня похала длать рождественскія закупки вмст съ фрекенъ Елизаветой, такъ что у священника наврное знаютъ адресъ.

— А для чего теб нуженъ адресъ?

— Я случайно пріобрлъ одну старинную брошь. И я хотлъ предложить барын купить ее.

— Покажи.

Я былъ такъ радъ, что могъ показать Эмм красивую старинную брошь, которую я купилъ у одной изъ служанокъ въ Херсет.

— Барыня ее не купитъ, — сказала Эмма. — Да и я не взяла бы ее.

— Если бы я теб ее подарилъ, то ты, конечно, взяла бы ее, Эмма, — говорю я и стараюсь шутить.

Эмма ушла. Я пытаюсь еще кое-что вывдать у Фалькенберга. У него было хорошее чутье, и онъ иногда понималъ людей.

— Поешь ли ты еще барын?

— Нтъ. — И Фалькенбергъ пожаллъ, что остался въ усадьб: здсь теперь все больше и больше слезъ и горя.

— Слезъ и горя? Разв капитанъ съ женой не въ хорошихъ отношеніяхъ?

— Нечего сказать, хорошія отношенія! Какъ раньше было, такъ и теперь. Прошлую субботу она проплакала весь день.

— Какъ это все странно. Но, вроятно, они деликатны другъ съ другомъ, — сказалъ я и насторожилъ уши въ ожиданіи отвта.

— Но они опротивли другъ другу, — отвтилъ Фалькенбергъ. — Да и она такъ измнилась только за то время, что тебя здсь не было; она исхудала и поблднла.