Под покровом небес

– Да! Да! – настаивал Мохаммед, решивший во что бы то ни стало добиться, чтобы его шутка дошла. – Знаю я вас! Тот юноша-англичанин, который позавчера уехал в Мессад, он тоже был тот еще фрукт. Притворялся невинным мальчиком. Будто бы та женщина – его мать и он вообще как бы ни сном ни духом, но вышло так, что я застал их вместе.

Сразу-то Порт не отозвался. Но потом аж подпрыгнул.

– Что? – вскричал он.

– Ну да, конечно. Открываю я дверь их номера – да, комнаты одиннадцать, – а они там вместе нежатся в постели. В самом прямом, натуральном смысле. Вот ты, ты поверил ему, когда он говорил, что она его мать? – настаивал он, видя недоверчивое лицо Порта. – Видел бы ты, что увидел я, когда дверь открыл! Сам бы убедился, какой он лжец. Тот факт, что дама в возрасте, ничуть ее не останавливает. Нет, нет и нет. Да и мужчину тоже. Вот потому я и спрашиваю: что ты с ней делал там? Ничего? – И он опять зашелся смехом.

Порт улыбнулся и, расплачиваясь с женщиной, сказал Мохаммеду:

– Вот посмотрите. Я плачу ей только две сотни франков, которые обещал за чай. Убедились?

Мохаммед лишь еще громче засмеялся.

– Две сотни франков за чай! Больно уж много за одну чашку! Надеюсь, ты подержался хотя бы за обе. Ай, молодец, дорогой!

– Доброй ночи, – попрощался Порт со всеми присутствующими и вышел на улицу.

Книга вторая Острый край земли

Прощай, – сказал умирающий зеркалу, которое держали перед ним. – Мы больше уже не увидимся.

Поль Валери. Навязчивая идея, или Двое у моря

XVIII

Лейтенант д’Арманьяк, командир военного гарнизона Бунуры, свою жизнь там находил достаточно наполненной, пускай и несколько монотонной. Поначалу его радовал новизной собственный дом; книги и мебель для него прислали из Бордо родители, и он находил добавочное удовольствие в том, чтобы любоваться на них в этой новой, невероятной обстановке. Потом пошли дела с аборигенами. Лейтенант был достаточно умен, чтобы настойчиво культивировать в себе роскошь отсутствия снобизма по отношению к местному населению. Он открыто исповедовал убеждение, что жители Бунуры представляют собой часть великого и загадочного племени, в общении с которым французы могут многое почерпнуть, надо лишь крепко постараться. Другие служащие заставы к нему, как к образованному, относились снисходительно и не держали на него зла за его безумно благосклонное отношение к туземцам: сами-то они с радостью упрятали бы их за колючую проволоку, и пусть тлеют там на солнцепеке «…comme on a fait en Tripolitaine»,[62] а он… что ж, говорили они меж собой, когда-нибудь он и сам, придя в чувство, осознает, что это за никчемный и безмозглый сброд. Горячего сочувствия лейтенанта к местным хватило, правда, только года на три. То есть примерно на то время, за которое ему успели надоесть штук шесть любовниц улед-наилек, после которых – всё, период искренней симпатии к аборигенам подошел к концу. Не то чтобы он стал сколько-нибудь менее объективен, верша над ними правосудие, просто разом перестал о них думать и начал их воспринимать как тягостную реальность.

В том же году съездил в Бордо, провел там шестинедельный отпуск. Там возобновил знакомство с молодой дамой, которую знал в юности; теперь, однако, она внезапно возгорелась к нему особым интересом, а когда он собирался уже отбыть в Северную Африку для продолжения службы, даже заявила, что не может представить себе ничего изумительнее и желанней, нежели перспектива провести остаток жизни в Сахаре, поэтому она считает его счастливейшим из смертных, раз он туда как раз и направляется. Последовала переписка; между Бордо и Бунурой письма так и сновали. Меньше чем через год он съездил в город Алжир, чтобы встретить ее с парохода. Медовый месяц провели там же, в окрестностях столицы, в маленьком, укрытом зарослями бугенвиллеи домике в элитном пригородном поселке Кара-Мустафа (где дождь шел каждый день!), после чего вместе отправились в прокаленную солнцем суровую Бунуру.

О том, насколько связанные с этим местом ожидания совпадут у молодой жены с представшей воочию реальностью, заранее лейтенант знать не мог, но и по приезде ничего толком выяснить не получилось: во мгновение ока она была уже опять во Франции. А как же, ведь скоро должен будет родиться их первенец! Потом она, конечно же, возвратится, и они во всем разберутся вместе.