«Желания – потому что нет желаний. Самое точное движение – которое вовсе не совершается. Больше всех от жизни берёт тот, кто не берёт ничего. Есть ведь люди, не приспособленные ни к существованию в обществе, ни к суете, ни к действию в принципе. Они-то, может быть, суть самые честные, ибо стоят в тени жизни и не относят себя к большему, скромно довольствуясь меньшим, таким образом скорее приближают себя к ночной статике, чем те, что прут к единению напролом».
Быстренько записала, отправила и снова отложила.
Себя не перещеголять. Альпийские пейзажи идеальны, Доломитовые Альпы, скромный домик, маленький-маленький, размером с человеческое тело, повторяющий форму Нади, расширяющийся и сужающийся в процессе дыхания, с окнами ровно под глаза. Ступени: раз, два, три, четыре – шесть! Вокруг суетятся фигурки горожан. В этом смоге меркнет солнце. А тот парень? Не ждёт. Ни за одним углом, ни за одним плащом. Как ещё можно оправдать его действие и взгляд? Чёрт с ним, я в Альпах; пусть, если хочет, ложится рядом на склоне в своей известковой раковине – всё равно, лишь бы не мешал. Будь зрителем в первом ряду, я преподам тебе наглядный урок,
Не единожды я становился свидетелем того, как за барную стойку подсаживались люди, внешне, на первый взгляд, не связанные друг с другом (среди них были и дети, и разного сорта прощелыги в соломенных шляпах, и карикатурные представительницы древнейшей профессии, и состоятельные дамогоспода, и почтенные старики). Они нависали над бурой поверхностью стойки и что-то сосредоточенно шептали, изредка поднимая глаза на хозяйку, как если бы искали одобрения для своей исповеди. Это выглядело чертовски подозрительно.
До моего слуха порой долетали обрывки политических интриг, тренды в соцсетях, завтрашние котировки, пасхальные яйца, характеристики отпаривателя, нюансы прохождения компьютерных игр, народные методы лечения диатеза… Хозяйка им что-то отвечала, но докопаться до сути разговора было практически невозможно, а после они обменивались конвертами, и посетители, растёкшись в блаженной улыбке, покидали помещение.
Я же предпочитал скромно выпивать чашечку неразбавленной нефти (настолько крепким был кофе) и ещё одну брать с собой, чтобы, перейдя мост, прикончить её в сквере на набережной за созерцанием не успевших стать мне привычными огарей.
Ритм. Это когда лежишь на обмёрзших камнях меж рельсов, а над тобой проносится поезд. Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, из последнего вагона вдруг просыпалось зерно. Должно просыпаться, но гружёный состав всё не заканчивается и не заканчивается. И куры не приходят и не клюют зерно, и гуси не приходят и не щиплют зерно. Так пролетает одна неделя за другой, днём и ночью удары колёс о термозазор терроризируют неумолимым приговором. При первом приближении возникает зыбкая уверенность, что таким образом проявляется банальный побег от себя самой.
Не светает.
Мигрень. А может быть, ты уже мертва и таков твой персональный ад? А вовсе не
Другая Надя, совсем другая…
О чём вообще речь?
Один и тот же сон, изо дня в день, проще вообще не спать.
Невыносимая псевдомигрень. Улизнуть от себя не удастся, как ни крути, действительность всегда на шаг впереди, так что ни сам побег, ни его торжественное утверждение никакого иного характера не носят, кроме дешёводраматического. Твоя жизнь не пуста, нет, она сгнила в местах чужих прикосновений, сделалась рыхлой, мёртвой… можешь из кожи вон лезть, можешь танцевать, а можешь вообще ничего не предпринимать – она останется такой, и тебе придётся с этим как-то жить.
Придётся ли?