Под синим солнцем

Вот-вот, кажется, в тишине проявится нечто, но, как бы я ни напрягала слух, его вновь и вновь спугивает глухой отстук, заполняющий пустое помещение. Звенят колокольчики, степень помола, рожок, фильтр, писк микроволновки, бумажные стаканчики, добрый день, добрый вечер или доброе утро, сахар по вкусу, цейлонская корица, миндальные сливки, гирлянда, эклеры, V60 – всё повторяется бесконечное количество раз, но стойкое любопытство продолжает жадно вслушиваться в паузы между ударами сердца. Пульс: от смены к смене, а в промежутках – ничего. Моя жизнь обуславливается близорукостью, при помощи которой мне удаётся хранить секрет окружающего мира от себя самой: я искренне верю, что я есть, я проговариваю это по сто раз на дню, но я ничего не значу вне стен этого кафе, там – бесконечные лестничные пролёты и их последовательное обрушение.

Я противоречу себе? У кого не бывает! А ещё этот замысловатый пугающий карниз. И чем же он пугает? Пугает, и всё. Минорный всхлип. Шагаю по нему взглядом, словно по рею: шаг влево, шаг вправо, и я рухну вверх под сияющую отполированность колёс поезда. Тук-тук – обволакивает со всех сторон, укутывает нежностью и в конце концов убаюкивает. И сдался тебе этот карниз.

Себя не ненавижу, ага.

Что из этого «Отправить»?

888

Первый конверт я получил спустя семь месяцев.

Когда атмосфера обоюдной насторожённости с содержимым «Ренисанса» устоялась, на меня перестали обращать внимание – я отметил момент принятия чёрточкой на календаре. Ещё спустя пару недель с порога мне указали на барную стойку, чем я незамедлительно и воспользовался. Изнемогая от любопытства, я склонил голову над прилавком подобно тому, как это делали остальные; одновременно с этим за спиной щёлкнул замок на входной двери, все посетители разом будто перестали дышать. Прошла минута, я упрямо молчал, вслушиваясь в тишину, в ожидании первого хода со стороны хозяйки. Я чувствовал, как с высоты её роста тяжёлый взгляд обрушивается на мой затылок. Кто эти люди? Что за игру они ведут? Эти вопросы воспаляли юношескую пытливость, отодвигая школьные и бытовые обязанности на второй план. А мне-то самому это зачем?

Я не сразу осознал, что удача повернулась ко мне и вся моя жизнь кардинально сменила ракурс: неказистая, расхлябанная – вдруг приобрела вектор. Искать – значит жить.

Похожее чувство испытываешь во время бессонницы, когда изо всех сил заставляешь себя не ворочаться, но никакие уговоры и просьбы не помогают, тело изнывает, требует незамедлительно сменить надоевшее положение, стряхнув при этом сиюминутный налёт желанного сна, – это непокой. Когда пульс в висках, словно детонация авиабомб, оглушает, сбивает с толку, подначивая мышление к бессистемной интерпретации непроисходивших событий, одно цепляется за другое, распуская по ниточке мифическую ткань погибших империй, беспричинная тревога и подминающая под себя предметность не дают разуму отпустить на скаку поводья несуществующего коня. Туловище моё словно якорь, вросший в непредсказуемость собственных потребностей, под чьим гнётом я сдаюсь и переворачиваюсь на другой бок – теперь уж точно в последний раз! Тут ещё какая-то мелкая мошка бьётся в лицо несколько раз кряду, как назло, зудит в носу, одна нога мёрзнет, другая – потеет, и мочевой пузырь уже намекает на скорую необходимость опорожнения. Мне не уснуть.

Вопреки всякой логике я улыбаюсь. Тогда и теперь. Юношеский максимализм: я готов зацепиться за любую соломинку, лишь бы найти то единственное важное, что потерял и чем никогда не владел. Таков мой путь: я обратился к слуху, я шёл по следу и вдруг понял, что сама тишина является выражением иного голоса. Это открытие сбило меня с толку, но ещё сильнее – то, что источник присутствовал в моей голове всегда, он приказывал мне, и я подчинялся, он задавал мне каверзные вопросы, а я отмалчивался. Взгляд зацепился за ромовую бабу, вынуждая разоблачать знакомые корни, интонационные конструкции невозможного языка. Свои морфемы тишина порождала не акустическим или визуальным механизмом, скорее, невесомым молоточком отыгрывая прямо на шишковидной железе. От этих мыслей пошла носом кровь, кап, это что, кетчуп? Кап-кап. Руки в крови, твои руки по локти в томатах! Смотри не отрываясь. Всё в-в-в-вокруг захлёбывается… наша жизнь – её единственный возможный исход – это растянутое во времени захлёбывание…

– На сегодня достаточно, – прервала хозяйка поток. И тут же раздался привычный гомон общепита: звон чайных ложечек по бортику кружки, приглушённая Lo-Fi-музыка, обрывки разговоров. Прямо перед моим носом звонко приземлился конверт, окончательно приведя меня в чувство.

– Что это?

Вместо ответа женщина лишь ехидно улыбнулась и впихнула в руки карандаш твёрдостью 7Н. Им я вспорол конверт, передо мной веером рассыпались пустые листы А4.

888

Зазвонил телефон, на экране высветилось Надино селфи на фоне норвежских фьордов. На мгновение замешкавшись, она всё же ответила.

– Привет. Чем занимаешься? – спросил Надю Надин же голос.

– Привет. А кто это?