Под солнцем и богом

Почему-то никто не обратил внимание на то, что в полицейской бригаде, нагрянувшей к садовнику расследовать обстоятельства угона, вновь был замечен европеец, засветившийся накануне. Более того, играл в ней чуть ли не заглавную роль. По идее, он там был ни к чему. Вчера – другое дело. Один из «инфицированных» – Дидье Бурже, белый, хоть какое-то объяснение…

Не застрял в фокусе общинного внимания и приключившийся во дворе садовника инцидент, зачинщиком которого стал европеец, перед тем как представительная депутация рассосалась. Выговаривая на корсиканский манер[73] «р», да еще с рычанием, он – немыслимое дело! – повысил голос на самого начальника полиции, грозу города и округи. И не наедине, а при подчиненных.

– Разве не доходит, что это он! Во всех троих случаях! Вы что, ослепли?! – голосил европеец.

«Откуда «в трех»? – тут же озадачились зеваки. С тех пор, как убыли французы, это – первый угон. Да и угонять, в общем-то, нечего…

– Почему у первых двоих память словно отшибло?! – защищался начальник полиции.

– Достаточно, что его опознала домработница! – огрызался гость.

– Девушка еще ребенок, едва читает и пишет… – возразил один из стражей закона. – Опираться на показания полуграмотной несовершеннолетней, месье Ачерсон? Не знаю… Почему инженер и фотограф как в рот воды набрали? Мычат да и только! Не скажете?

Глава 25

В огромном читальном зале публичной библиотеке Йоханнесбурга, помимо дежурной, лишь три посетителя: два аспиранта из местного университета и Шабтай Калманович, гость города. Нелишне заметить, совершенно легальный. В кармане его брюк – израильский паспорт с многократной южноафриканской визой. Тот самый перекати-поле Шабтай, две недели как примеривший «комбинезон» беженца, но для признания статуса ни в одну из компетентных инстанций не обратившийся. Ни в Ботсване, ни в ЮАР, ни где-либо. Этакий внутренний дезертир, но явно не от самого себя, поскольку натурой был цельной и целеустремленной. Чуткий, как птица, однако…

Аспирантам библиотекарша уже дважды сделала выговор. Вместо того чтобы мерно грызть твердь науки, они ожесточенно спорили, но не о судьбе своей страны, в силу апартеида зажатой клещами международных санкций и давно уже не знающей, что с этим апартеидом делать, а о грядущих президентских выборах в США. Если конкретнее, то о предстоящем поединке Картер-Рейган. Были бы они политологами или, на худой конец, историками, так нет! Кропали диссертации по органической химии…

Ученой поросли невдомек, что их сосед – коллега, хотя и с некоторой натяжкой. Осилил целых три курса по специальности «инженер автоматизации химических производств». На большее духу не хватило, за неуспеваемость выперли. Института народного хозяйства в Каунасе не было, вот и поперся в политехнический наобум. Лишь бы не в армию…

Будь на то воля Шабтая, он бы и курсы менеджеров упразднил. Одна трата времени! Генри Форд ведь как-то заметил: «Чтобы заявить о себе как бизнесмен, для начала скопи миллион. Его же – хочешь не хочешь – придется украсть». Старина, конечно, подразумевал: увиливая от налогов и ставя институты государственного контроля ни в грош. Об этом не то что на курсах, даже в London School of Economics[74] не учат. Тут без ген, особого дара никак, грызи не грызи… Поглядывая украдкой на соседей, Шабтай фыркал про себя: «Пусть горбатятся, преют… Все, что осилят: ставить закорючки в ведомостях – от зарплаты и до зарплаты!»

На столе у Шабтая свежий номер «Таймс», только что приобретенный, и перекочевавшая со стеллажа подшивка той же газеты. Не в пример аспирантам он сосредоточен, собран: старательно перебирает фолиант, не суетясь. Разве что странно как-то – почти не листает, одним-двумя движениями попадая в нужный разворот. И на островные и мировые перипетии ему наплевать – тред-юнионы, приватизация по Маргарет Тэтчер, очередная жертва Берлинской стены… В раздел объявлений прямиком! Примерится, зацепит ногтем – через раз в яблочко, а не в яблочко, так страницу-другую перевернет.

Там кладбище из надгробий частной инициативы. Измеряется только не ярдами, а дюймами. И объявление «Ищу попутчика для велопробега в Дублин» стоит в метрическом соотношении дороже, чем в Лондоне, изнывающем от дефицита кладбищенских площадей, обрести вечный покой. А найдешь партнера, не найдешь – в кассу извольте!

Забурившись в раздел, Шабтай пальцем не водит, а вбирает глазами текст, словно считывающее устройство. Пробегает не до конца – ищет конкретный раздел и, ознакомившись, к следующему номеру переходит. В каждом движении ледяное спокойствие, не вяжущееся с его восточным обликом.

Посмотрели бы соседи на Шабтая всего пару часов назад, не поверили бы свершившейся метаморфозе. Последние трое суток дом Баруха напоминал газетный киоск, разоренный малолетними вандалами. Газеты раскиданы повсеместно – в гостиной, в спальне, на кухне, даже в туалете.