Под солнцем и богом

Обслуживая наполовину выжившего из ума старика, Шабтай с утра до вечера носился по дому. Стряпал, кормил и выдирал полупарализованное тело из инвалидного кресла. Три дня назад в эту изнуряющую повинность вторглось неврастеническое увлечение газетным жанром, как-то уживавшееся с подрядом. Утром Шабтай бросал калеку и, вызвав такси, несся к ближайшему книжному магазину (Барух жил в зоне вил пригорода), где скупал местные и иностранные газеты. Но не все подряд, а лишь те, которые освещали сенсацию о человеке-невидимке из рейса «Мюнхен-Йоханнесбург». Герое, водящем за нос полицию целого государства, пусть африканского. Его связнике – малейших сомнений у него не возникало – ибо никто иной выкарабкаться из огнедышащего зева пустыни, охмурять гипнозом и угнать запертый на амбарный замок мотоцикл не смог бы.

Кому как не выпускнику разведшколы об этом было не знать. За время своего дискретного ученичества Шабтай самородков повстречал немало. Выискивали их со знанием дела, откапывая порой в непроглядной глуши. Вспоминая о подборе кадров Конторы, всегда отдавал ей должное.

Барух завшивел и оброс щетиной, притом что совсем недавно Шабтай его ежедневно купал и брил. Без заботливой опеки старик закапризничал пуще прежнего. Когда матерился, но чаще выл и плакал.

Шабтай жалел убогого, но редкими наплывами – как бездомную кошку, мельком встречающуюся во дворе. Кормил левой рукой, при этом правой держал газету, да еще умудрялся перелистывать. Понятное дело, половина супа мимо… В редких передышках от чтения подопечного переодевал, чтобы при следующей трапезе замарать всю одежду снова.

Ящик для грязного белья наполнился под завязку, Шабтай даже не подумывал постирать. Позвонил Дине и, сославшись на генеральную уборку, убедил повременить с визитом несколько дней.

Уборку он и на самом деле затеял нешуточную. Только не в доме Баруха, а в своей черепной коробке, где царил невообразимый кавардак. Одолевшая в Ботсване безнадега захламила присущую ему ясность ума, привнесла суетность, сбила прицел. Требовалось срочно взять себя в руки, очиститься от травящих душу и разум кислот.

Но беда коренилась не в этом. Мозг гудел от лавины недавних и текущих событий. То отказывался верить в произошедшее, под стать приземлению на крыльце НЛО, то впадал в эйфорию, но не разливанную, а урывками, с трусливой оглядкой. Что-то вроде душевных движений школяра, учуявшего в подъезде запах маминых пирогов, но робеющего нажать на звонок. В портфеле-то очередная двойка, а в шкафу – отцовский ремень, оболтуса дожидающийся…

В этих пирогах и неотвратимости кары вся путаница! Как полакомиться и от ремня прародителя увернуться?

Был бы ремень, полбеды…

«Предположим, подъемные уцелели… – мечась утром по дому, размышлял Шабтай. – За две недели столько воды утекло! Сто раз все могло перевернуться! Хочешь разобраться, чтобы головешки голыми руками не таскать, греби в истоки. Разгадка, если и есть, то там.

Сомнительно, что московские тугрики из «тупика», несложно предположить, что распотрошили бюджет. Может, по сыскному ведомству, а может, по другому. Различие имеется, но не принципиальное: рано или поздно недостача вскроется, если не покрыть ее. Не зря «бугор» в Берлине докапывался, смогу ли за полгода «уставной фонд» по частям вернуть через эмиссию и продажу акций. Лишь разобрав бизнес-план по косточкам, с тяжелым сердцем, колеблясь, – трудно было не заметить – согласился. Впрочем, ссужать три «лимона», кто станет вслепую, не просветив подноготную…

Хозяевам здравого смысла и знания западных реалий не занимать. Любой самый обсчитанный бизнес, по сути, здоровый авантюризм, ибо норов рынка мало предсказуем. Сродни стихийным бедствиям! Их прогнозирование – сплошное тыканье пальцем в небо. Свободный рынок – котел, где варится похлебка из всех цунами, торнадо и землетрясений вместе взятых. Профукать не то что три «лимона», миллиард ничего не стоит! Погода решает все…

Но если энергию черпали не из резервной батареи, а в самой станции, можно представить, какой у подельников переполох. Тут, брат, не обвал напряжения в дачном поселке, а обесточивание целых магистралей, питающих серьезнейшие проекты. Приписками, очковтирательством не отделаешься…

Закрывая «протокол о намерениях», выстраивается главный вопрос: если подельники одолжились, удержались ли на своих местах? Ведь запаниковав после крушения «Боинга», могли подставиться или даже сдать друг друга.

Теперь о герое Пржевальском – другого эпитета не подберешь! Уцелела ли передача? По нормальной логике, в грузовой отсек ее сдавать не должен был. Значит, шансы на сохранность посылки велики, коль сам жив. Но с ним ли она? Мог элементарно бросить, вытаскивая свою задницу из мартена, или, в лучшем случае, закопать. Если припрятал, то испанские галеры с золотом инков разыскать легче. Пустыня не океан, батискаф не спустишь!

Хотя… наткнулись же в прорве Сахары на попутчика, им уморенного. И не просто надыбали, а вникли, что и почем. Кто головастый такой? Пресса, жаль, умалчивает.