Мадара проводил его путь взглядом и снова уставился в огонь. Они пришли в себя около получаса назад (сам он, Мадара, немного раньше) и едва не задохнулись в толще озера. Обычного, к слову, озера — вода была чистой, прозрачной и ледяной. Помогли друг другу добраться до берега. Хаширама собрал распластанные конечности в кучку и с решительным видом пошёл искать безопасное место для отдыха, а Мадара остался лежать, глядя в серое с голубыми прожилками, светлое небо. Чуть придя в себя, он обнаружил, что резерв чакры пуст почти на две трети — первые признаки истощения вроде общей слабости уже ощущались, но до полного, с потерей сознания, было ещё далеко. Он чуть повернул голову и с удивлением обнаружил шагах в двадцати знакомый тяжёлый меч. Как он оказался на берегу, было загадкой, и, не желая пока думать, Учиха просто восстанавливал дыхание, глянул в другую сторону и наткнулся на большую крепость совсем близко, с башнями и пиками, довольно странной архитектуры.
Вдруг вода озера заволновалась, на поверхности стали лопаться пузырьки кислорода, и шиноби, отбрасывая все мысли, снова оказался в воде.
Мадара перевел взгляд на собственный плащ, под которым ворочался пригревшийся, но так и не проснувшийся Изуна. Хаширама обследовал его Шосеном и сказал, что тому очень повезло выжить: истощение от того болота наложилось на истощение после пробуждения второго томое, (резкие увеличения резерва прошли почти один за другим, что не позволило телу полностью восстановиться и привыкнуть к новому уровню чакры).
Мысль о том, что он мог потерять и Изуну, вызывала у старшего Учихи неконтролируемую внутреннюю дрожь.
Тобираме же тоже повезло, что вода была близкой ему стихией. Пока он сам оттаскивал в лагерь младшего брата, разыскивая метки Хаширамы и ругаясь под нос, пока брел обратно, иной мог уже и задохнуться, если учесть, что появились они в озере в одно время или с минутным разрывом.
Мадара вздохнул, переводя взгляд обратно на огонь. По-хорошему, стоило как минимум обезопасить периметр, как максимум — пойти и поискать чего-нибудь поесть. Вот только сил не было совершенно. Он потянулся было поправить плащ, чтобы он прикрывал ещё и ноги брата, но рука подломилась. Мадара уткнулся носом в ткань, да так и уснул.
***
Изуна рывком сел, холодея от ужаса. Всё закружилось перед глазами, как после серьёзного истощения, которое было у него лишь однажды. Учиха попытался проморгаться и с силой потёр зудячие почему-то глаза запястьем. Огляделся, с облегчением натыкаясь на скрюченную фигуру едва слышно сопящего брата у него в ногах, уставшего, взъерошенного. Изуна откинулся обратно, вздохнул и только сейчас почувствовал тепло, окутавшее его лодыжки и ступни. Живой. Приснится же такой бред! Чтобы брат, да погиб в какой-то вонючей яме!.. Изуна улыбнулся и снова провалился в сон, с одной лишь мыслью: главное — вертеться поменьше, чтобы ненароком не разбудить его.
Вот только отчего-то до странного сильно болели глаза.
***
Когда Мадара пришёл в себя, под головой его лежал лишь старательно скрученный ком одежды, а самого брата и след пропал. Учиха дернулся, садясь, и чувствовал, как даже от этого действия закружилась голова.
— Полегче, нии-сан, — засмеялся вдруг знакомый голос над головой. Брат улыбнулся, поймав его мутный после сна взгляд и отвернулся, продолжая развешивать бинты на зарытой в землю недалеко от огня рогатине, буквально в паре шагов от Мадары. На противоположной рогатине, расположившейся ровно через костерок, уже висели поддоспешники Сенджу, а снятые доспехи и кольчужные сетки устроились на земле под ними. У самого костра стояло две пары сандалиев. На свободном кончике одной из веток рогатины символично висела белая материя с гербом Сенджу.
Собственный плащ тоже был влажный, пусть и частично просох, и Мадара протянул его младшему. Тот без слов принял и кое-как уместил рядом со своим на рогатине, старательно разглаживая мон на спине. Старший Учиха зябко поёжился, размотал бинты с ног, снова отдавая брату, заметил, что собственная обувь уже сушится рядом с сандалиями Изуны, и глянул на небо, которое уже потемнело. На востоке за деревьями виднелся убывающий полумесяц. Было холодно, а металлическая сетка только сильнее холодила кожу сквозь тканевую прослойку. Мадара без сожаления снял её через голову и кинул к остальным, повел голыми плечами, разгоняя мурашки. Сенджу терпеливо сидели по ту сторону костра, прижавшись плечами друг к другу, в одних лишь штанах, грея ладони над огнем и упрямо дожидаясь, пока вещи полностью не просохнут, и всем своим видом выражали победу закаленного организма в борьбе с холодом. Тобирама, видимо, уже сходил за брошенным на берегу доспехом и теперь сшивал порванные тесьмы креплений между собой, щурясь в неровном свете костра. Хаширама, явно за всё время не сомкнувший глаз, в отличие от всех остальных, мирно дремал на его плече, греясь.
Шиноби враждующих кланов сидели друг напротив друга, разделенные огнем, и молчали, чувствуя, как медленно, по крупицам, восстанавливалась чакра.