Под свист пуль [litres]

— Всех! — отрезал Рундуков. — Всех тревожит! Ты что, не знаешь, что ли?

— А что я должен знать, скажи, пожалуйста!

— То, что Тамара Федоровна была женой полковника Агейченкова.

У Даймагулова перехватило дыхание — не смог даже поверить сразу в то, что услышал. Он, конечно, предполагал, что у такой волшебной женщины было прошлое: она же не девочка. Но чтобы Тамара, его богиня, принадлежала когда-то Агейченкову… Так не бывает. Это какой-то нонсенс! В мире тысячи семейных пар, но чтоб хоть одна, разбившись о быт, оказалась опять вместе на таком пятачке?!

Вороша волосы, Даймагулов прошелся по блиндажу и остановился перед Рундуковым. Тот смотрел на него сочувственно: жизнь, мол, и не такие фортели выкидывает.

— Ну и что? — неожиданно вырвалось у Даймагулова. — Было и быльем поросло! Теперь Тамара Федоровна вольная женщина и вправе выбирать! Кто ей может запретить другого мужика полюбить? Верно?

— Все правильно, дорогой мой, — вздохнул Рундуков. — В принципе каждый человек волен делать все, что захочет. Но мы, пограничники, живем в таком узком, замкнутом мирке… У нас и мораль особая. Малейший нюанс играет роль, да еще какую!

— Не вижу связи! — загорячился Даймагулов.

— Да ты подумай хорошенько, Николай Николаевич. Тамара Федоровна зря что ли сюда приехала? Неужели ты настолько наивен, что полагаешь, будто она к тебе заявилась.

— Таких иллюзий у меня нет.

— И правильно. К нему… к нему, родному, ее душа устремилась, поверь мне. Весь отряд с замиранием сердца смотрит, как идет их объяснение. Неужели ты ничего не видишь? Нужно слепому совсем быть. Идет у них сближение. А тут ты, влюбленный антропос, встал на пути. Может, Николая Ивановича еще на дуэль вызовешь? По старому офицерскому обычаю.

Этот разговор расставил все на свои места, а может, еще больше запутал. Понятно Даймагулову стало только одно: причиной ухудшения их взаимоотношений с командиром были ухаживания инженера за бывшей женой Агейченкова. И если он также имел на нее виды, то неизбежно должен был ревновать к сопернику. Но что мог сделать сам Даймагулов? Уйти в сторону, предоставить Агейченкову вновь соединиться со своей женой. Но это только, если она сама того хочет. А если нет? Чужая душа — потемки, говорят в народе не зря. И что делать со своими чувствами? Ведь он же обожает свою богиню. А любовь не подвластна разуму, ей не прикажешь: умри и больше не появляйся…

Всю дорогу до первой комендатуры Даймагулов думал о том, что произошло с ним. Он был в смятении и просто не знал, как поступить, что предпринять, чтобы разрубить этот гордиев узел. А что его придется разрубать, он был уверен. Дальше так оставаться не могло. Надо было на что-то решаться. Выхода пока он не видел.

Предупрежденный по телефону о приезде инженера Гокошвили встретил Даймагулова прямо на дороге.

— Думаю вы, Николай Николаевич, сразу в Кривую балку поедете, — сказал он, козырнув. — Так я вам краткий путь показывать буду.

— Давай-ка лучше, Арсен Зурабович, сперва на задержанного глянем.

— Так его сейчас увезут в отряд. Полковник Агейченков приказал доставить в штаб. Вертолет скоро будет. Улагай звонок давал. Лично допросить намерен.

— Тем более мне на него надо посмотреть.

— Там и глядеть-то не на что, товарищ полковник. Плюгавенький такой сморчок.

— Так и не заговорил?

— Никак нет. Сколько ни пытались — молчит, словно воды в рот набрал.

— Ну, ладно, покажи мне его все-таки.

Они пошли в крайнюю палатку, где в отдельном отсеке содержался под стражей задержанный. При появлении офицеров он затравленно обернулся. Взгляд темно-маслянистых глаз обжег вошедших. Трудно было даже сказать, чего в нем больше: вражды, ненависти или презрения.

— Видите, как смотрит, волчонок? — заявил Гокошвили. — Зубами бы глотки нам перегрызать стал, если б смог.

— Хорошую школу прошел. Исламисты умеют готовить молодежь.

Вид у нарушителя был действительно неказистый. Худой, помятый, он сидел на топчане боком. И несло от него какой-то тухлятиной и почему-то бензином.

— Вы его что в бочку с горючкой окунали? — поморщился Даймагулов, не любивший резких неприятных запахов.

— Это от его куртки так воняет, Николай Николаевич, — пояснил Гокошвили. — Я еще вчера внимание обратил.

Комендант взял скатанную трубочкой куртку, лежащую на топчане, и протянул инженеру.

— Вот понюхайте.

— Избавь, пожалуйста, меня от этого сомнительного удовольствия, Арсен Зурабович, — нахмурился Даймагулов. — Я и так чую. Отправляй задержанного и поехали в Кривую балку.

Туман, клубящийся над дорогой, постепенно рассеивался. Прояснились далекие контуры гор, ярче зазеленели лесные полосы, сбегающие по склонам. И там, где еще лежала утренняя роса, они вспыхивали серебристыми бликами; словно кто-то играл по «зеленке» зеркальцем, выписывая замысловатые узоры.