Под свист пуль [litres]

Но диспетчер молчал, растерявшись. Он не знал, что ответить перехватчику. Время шло. Еще какой-нибудь десяток километров — и нарушителя поминай как звали. И тогда пилот принял отчаянное решение: пойти на таран! Пользуясь преимуществом в скорости, он напал на неприятеля и врезался в него концом правой лопасти. Оба самолета — и наш истребитель, и вражеский бомбардировщик рухнули на землю близ границы, но на советской территории.

Закончив сообщение о случившемся, генерал сказал:

— Вот что, Гокошвили, летчик мог вполне катапультироваться. Есть такое мнение. Подобная возможность у него была. — Командующий помолчал, как бы собираясь с мыслями, и совсем неприказным тоном добавил: — Это произошло в твоем районе, капитан. Попробуй поискать пилота. Подымай всех свободных людей: поваров, шоферов, связистов, отдыхающую смену, — и вперед на поиск. Сейчас наши летуны передадут тебе координаты возможного места падения самолета. Ищи вокруг него. А помощь мы подошлем!

Естественно, что мысль об отпуске мгновенно отлетела на второй план. Через полчаса они уже выступили к границе. Трое суток почти без сна, по пояс в снегу лазили по окрестным горам. Однако найти ничего не смогли. Гокошвили отдал должное Найденышу. Тот не отстал от него ни на шаг, хотя было видно, что дается ему это нелегко. Он же не был альпинистом, как Арсен. За эти трое суток лейтенант еще больше потоньшел. Лицо осунулось, стало остреньким и смуглым, будто его сбрызнули охрой, а не опалило жарким, южным солнцем (лучи его могут запросто обжечь: отражаясь от белоснежных вершин, они приобретают здесь злую колючесть).

Не отстала от мужа и Пуговка. Она тоже, несмотря на кажущуюся хилость, проявила завидную выносливость. Тем более что в группе поиска она была не налегке, а с тяжелой рацией за плечами, и все время держала связь с заставой, где за старшего оставался прапорщик. Арсен с удовлетворением отметил, что Настя, как звали ее все солдаты, с честью выдержала первое трудное испытание. А это значило, что застава приобрела двух достойных бойцов…

А летчик с истребителя был все-таки найден. Он действительно катапультировался. Пытался выбраться из снежного плена, в который попал, самостоятельно. Мог вполне замерзнуть. К счастью, его падение заметили чабаны с ближайшего пастбища. Найти пилота им, опытным верхолазам, не составляло особого труда. Принеся его к себе, чабаны отогрели и накормили летчика.

Лишь неделю спустя после назначенного срока прибыл Арсен в Ереван. В Доме офицеров его встретила злобно глядящая на вошедшего офицера будущая теща.

— И где же это вы, уважаемый, пропадали столько времени? — спросила она ядовитым, ничего хорошего не предвещавшим голосом. — Ах, неотложные служебные дела… И вы не смогли при всем желании…

Помолчала и еще более ядовито спросила:

— А вы знаете, сколько людей было приглашено на свадьбу? Нет, конечно. Так вот сообщаю вам: около ста человек. И для всех была приготовлена отменная закуска… Где она теперь, догадываетесь? Да-да, на помойке!

Нинон отказалась даже встретиться с ним, сообщив в записочке, что не может связывать свою судьбу со столь необязательным человеком. «Ведь ты даже не позвонил», — стояло в конце. Последнее слово «прощай» ударило его в самое сердце…

Арсен попытался еще несколько раз встретиться с девушкой. Но его даже на порог дома не пустили. А потом ее и вовсе увезли куда-то родители. Как заявила при последнем свидании несостоявшаяся теща, от греха подальше, сердце у девочки слабенькое… а вас, подлого обманщика, прощать нельзя!

Через полторы недели Гокошвили, плюнув на все, покинул Ереван и задолго до окончания отпуска прибыл на заставу. Его все-таки беспокоило, как там правит новый кадр. Но все оказалось в порядке.

Несостоявшаяся женитьба надолго отбила у Арсена охоту к таким делам, как ухаживание и сватовство. Через пару-тройку лет он сделал еще одну попытку жениться на понравившейся девушке. Та пообещала сразу же поехать с ним, но в последний момент струсила и отказалась. А иметь жену где-то, живя на границе в одиночестве, Гокошвили никак не улыбалось. Так и остался он до тридцати пяти несчастным бобылем, над которым по этому поводу подтрунивали приятели. Привык! И все-таки одиночество порой так осточертевало, что он готов сам из себя выпрыгнуть. Не зря, наверное, говорят, что холостяцкое существование, несмотря на его кажущуюся вольность и веселье, укорачивает жизнь…

С тех давних пор судьба несколько раз сводила Гокошвили с Найденышем. Потом снова разлучала на несколько лет. Военный человек ведь места службы не выбирает. Куда назначают, туда и едет. Вот и опять они встретились в Итум-Калинском отряде. Только Найденыш был теперь не желторотым лейтенантом, а сильнейшим начальником заставы, прошедшим, что называется, огонь, воду и медные трубы. Недаром грудь его украшали две боевые медали и орден Мужества.

На заставе было тихо и безлюдно. Маячила только дежурная смена.

— А где народ? — поинтересовался у Найденыша комендант.