Под свист пуль [litres]

Все предшествующие дни Агейченков с болью думал о том, что грядет час расставания. Глупо, конечно. Она и рядом, но далекая, чужая. И все же одно сознание того, что ты можешь увидеть свою бывшую повелительницу, ощутить себя причастным к каким-то ее делам, хотя бы пожать руку, согревали душу. Несколько раз он намеревался позвать Тамару для серьезного разговора. Однако не решался, про себя малодушно находя оправдания: погружен с головою в работу, нет минуты свободной. Все это были, конечно, отговорки. Позавчера же, когда до отъезда медиков оставалось чуть больше суток, Агейченков решился на отчаянный шаг. Решил хоть на прощание, хоть чем-то напомнить о себе. Задушевной беседы, чувствовал, не получится. Но и расстаться просто так не то, что не хотелось, — все внутри противилось этому… Он долго ломал голову, чем же и как отметить ее отлет? В конце концов пришел к единственному, по его мнению, выводу: на прощание она должна получить от него большой букет бело-розовых цветов. Как тогда, после регистрации брака.

Агейченков попросил вертолетчиков купить ему во Владикавказе огромную охапку цветов. Вчера букет был доставлен. Но вручить его прилюдно он не решился. На командира люди во все глаза смотрят. И как он будет выглядеть с цветочками! Поэтому вчера поздно вечером он пригласил к себе оперативного дежурного и, стесняясь, попросил его о небольшом одолжении: когда все в палатке госпитального медперсонала заснут, положить на прикроватную тумбочку хирурга Квантарашвили букет роз, привезенный вертолетчиками.

Дежурный офицер заверил, что все будет сделано в лучшем виде. Он, видно, был наслышан об их отношениях, потому с сочувствием сказал: «Как я вас понимаю, товарищ полковник…»

Сейчас одна из роз была в руках Тамары. Она, видно, сразу догадалась, откуда ветер дует, и взяла с собой один из цветков.

Не помня себя, Агейченков шагнул к ней и умоляюще протянул руки. Она среагировала мгновенно. Бросилась к нему и обняла за шею. Губы их слились в долгом поцелуе. Оба сразу поняли, что это означает примирение.

Он легонько отстранил Тамару чуть от себя и заглянул в глаза. Они были все такими же глубокими, темно-дымчатыми, как роскошное майское небо. Взгляды их встретились, и словно ток ударил в сердца.

— Ох, Колюшка! — простонала она. — Ты и не представляешь, как долго я ждала этого момента. Время… веришь?.. словно бы остановилось на шесть бесконечных лет. Но я всегда почему-то верила, что этому наступит конец. Все равно когда, но наступит…

— Я тоже все эти годы безумно тосковал по тебе! — воскликнул он.

— Почему же не дал понять?

— Думал, что ты не согла…

Она зажала ему рот рукой.

— Молчи! Ни слова больше! Скажу лишь одно: ты был очень не прав. И не надо никаких объяснений.

— Да, теперь я уже не буду дураком и больше ни за что тебя не отпущу! — засмеялся Агейченков.

— А вот этого делать нельзя, — сказала она с улыбкой.

— Почему? — удивленно воскликнул он. — Да, никакие преграды меня не остановят!

— Будь благоразумным, — она снова прижалась к нему. — Ты пока что не главнокомандующий, приказу которого подчиняются все, а я все же офицер, военврач. К тому же человек ты холостой и подневольный.

— Мы это быстренько поправим.

— Возможно. Но пока мы не вправе распоряжаться своими судьбами. По приказу я сегодня должна улететь. И никто его не отменял. Ты — человек военный и прекрасно это понимаешь.

— А как же быть? — спросил он растерянно. — Я не могу снова расстаться с тобой!

— Мы и не будем расставаться, — сказала Тамара, — мысленно, конечно… И, разумеется, пока. Нужно все официально оформить, иначе, согласись, мы можем оказаться в неловком положении…

— Понял! — обрадовался он. — Нам необходимо снова пожениться. Мадам, предлагаю вам руку и сердце! Дрожу от нетерпения получить ваше «да»! Только скажите его!

— Считайте его полученным, — засмеялась она. — Но скоро только сказки сказываются.

— О, это мы быстро провернем. Надеюсь, командующий не откажет мне в двух-трех днях по семейным обстоятельствам. Постой! — ударил себя Агейченков по лбу. — Мы совсем забыли. Ведь через неделю с небольшим будет годовщина нашей первой свадьбы. Почему бы нам не зарегистрироваться в тот же день? Вот здорово будет!

— Пожалуй, — согласилась она с лукавой улыбкой. — Только давай ЗАГС подкрепим, как ты сказал, венчанием.

— Как? В церкви? — оторопел он. — Но я же был коммунистом…

— Какое это теперь имеет значение? Если сам президент присутствует на богослужении и крестится, то уж господам офицерам по штату положено брать пример со своего главнокомандующего. Ездит же в ваш отряд батюшка из Владикавказа.

— Да, каждый месяц прилетает.

— И службы проводит?

— А зачем же ему тогда здесь быть?

— Ну а ты говоришь… — с легким упреком протянула она.

— Так я ж не прав, — сдался наконец он, убежденный ее убийственной аргументацией. — Раз ты хочешь, сделаем по-твоему.

Агейченков снова сжал Тамару в своих объятиях и стал целовать ее глаза, щеки, нос, подбородок, впитывая волшебный аромат, исходящий от этой божественной женщины.

— Пусти! — пискнула она. — Раздавишь!

Он отступил на шаг.