Под ударением

В-третьих, перевод как улучшение. Высокомерное расширение идеи перевода-адаптации. Среди переводов, которые, возможно небезосновательно, рассматривались как улучшенная версия оригинала, – переводы Бодлера стихотворений Эдгара По. (Еще одно, выразимся мягко, более противоречивое суждение высказывалось представителями нескольких поколений высокообразованных немцев – американцы, достаточно взрослые для того чтобы встречать в академических кругах немецко-еврейских эмигрантов из гитлеровской Германии, возможно, вспомнят это яростно отстаиваемое утверждение, будто Шекспир в переводах Шлегеля и Тика лучше Шекспира на английском.) У перевода как улучшения есть подвариант: перевод как искажение («В переводе звучит лучше»), то есть украшательство или упрощение исходного текста, умышленное или неумышленное.

Точность перевода – не только вопрос техники. Это также идеологический вопрос. В этом вопросе есть и нравственная составляющая, которая проявляется, если понятие точности заменить на понятие верности.

Этическое восприятие перевода порождает образ идеального слуги – того, кто готов всегда трудиться, задерживаясь после окончания рабочего дня, пересматривая, редактируя написанное. Хороший, лучший, наилучший, идеальный… сколь бы ни был перевод хорош, его всегда можно улучшить, усовершенствовать. Может ли перевод быть наилучшим? Конечно. Однако совершенный (или идеальный) перевод – недостижимая химера. И вообще, по каким канонам определять идеал?

(Возможно, читатель успел заметить: я исхожу из предпосылки, что оригинальный текст существует. Пожалуй, только теперь, когда в академических кругах стали всё шире распространяться идеи, полностью лишенные здравого смысла или уважения к писательскому ремеслу, об этом вообще следует упоминать. Я не только исхожу из этой предпосылки, но еще и выступаю против чрезмерного расширения или привнесения метафорических ноток в понятие перевода, так как последнее, в частности, позволяет утверждать, среди прочих глупостей, будто оригинал нужно и сам рассматривать как некий перевод – так сказать, «оригинальный перевод» на бумагу содержимого головы автора.)

Понятие идеального перевода, вероятнее всего, соотносится с двумя извечно противоположными нормами. Одна подразумевает минимум адаптации текста. Это означает, что перевод должен читаться именно как перевод: он сохраняет, даже бравирует ритмом, синтаксисом, интонацией, лексической идиосинкразией оригинала. (Самым ревностным поборником буквалистского подхода был Владимир Набоков.) Другая норма – полная «натурализация». Последнее означает, что переводчик стремится полностью перенести оригинальный текст «на» другой язык, так чтобы в идеале читатель даже не осознавал, что читает перевод. Неизбежным образом труды по изгнанию всех следов оригинала из перевода ведут к значительным вольностям с текстом: переводческая адаптация и выдумки становятся не просто оправданными, но необходимыми.

Прогулка след в след по сравнению с галопирующим переписыванием – это, конечно, крайности, между которыми лежит практика наиболее добросовестных переводчиков. Тем не менее различия между двумя распространенными подходами к переводу скрывают более глубокие разногласия относительно ответственности перед «оригинальным» текстом. Все сходятся в том, что переводчик должен служить – это сильный образ – тексту. Но в каких целях? Переводчик может счесть, что тексту (или «оригиналу») честнее служить, совершая некоторые вольности, может быть, для повышения доступности или читательского интереса.

Произведению ли должен хранить верность переводчик? Автору? Литературе? Языку? Читателям? Можно предположить (может быть, мне хотелось сказать – смею предположить), что со всей очевидностью верность нужно хранить произведению, словам книги. Однако это не простая задача, будь то с исторической или нормативной точки зрения. Возьмем Святого Иеронима, отца латинской Библии, почитаемого как святой покровитель переводчиков. Иероним заслужил этот почетный титул не потому, что разработал теорию перевода, эта честь, как и следовало ожидать, приписывается Платону. Святой первым посетовал на современные ему переводы, на их низкое качество: разбранив невежественных, небрежных переписчиков, бесстыдных компиляторов и авторов отсебятины, он призвал к большей точности при переводе. Однако тот же Иероним в послании Принципы добросовестного перевода утверждал, что, за исключением переводов Писания, переводчик не должен считать себя обязанным перелагать текст дословно – достаточно передать смысл.