Под Варды синими сводами (СИ)

В свое время, увидев молодого Орофера, привезенного его отцом в столицу Линдона, принцесса не могла оторвать восхищенного взора от его дивно сложенной фигуры, белой кожи, ярко-голубых сияющих как звезды глаз и густых, доходивших до талии, серебряных волос с перламутровым отливом. Страстная любовь поразила ее, словно удар молнии, и она всею душей пожелала стать его супругой. Юный родич Таура Элу смотрел на нее с нескрываемым интересом, оказывая всяческие знаки внимания и уделяя ей достаточное количество времени, чтобы она могла влюбиться в его голос, взгляд, аромат волос и улыбку. Орофер уже тогда в совершенстве постиг многие премудрости магического искусства Мелиан, и ему не составляло труда очаровать свою нежную избранницу. После свадьбы они приехали в замок его отца, и ее юный супруг, по-прежнему обходительный и внимательный к ее просьбам и потребностям, стал мало-помалу отдаляться от нее. Нифрелас терзалась этим, винила себя, и всем своим существом привязалась к Ороферу, чинная вежливость которого ранила ее сердце больнее, чем это могли бы сделать упреки и дурной нрав. Даже во время любовной игры она ощущала его отстраненность и при этом видела, что он отнюдь не избегает близости с ней, наоборот, ей казалось — он стремится сделать ее регулярной. Он настойчиво добивался ее, а его движения и ласки при этом были жесткими и казались монотонными. Часто случалось так, что он ложился на спину, прикрыв веки, распростершись на их широком супружеском ложе, и, держа ее сидящую на нем за бедра, совершал ритмичные движения. Она видела его подрагивающие ресницы, приоткрытый рот, слышала, как он дышит — прерывисто, вдыхая жадными глотками нагревшийся от жара их тел воздух. Она страстно хотела детей, а он не спешил. Ему понадобилось время, чтобы оценить и полюбить ее и тоже захотеть привести в мир дитя. Когда это случилось, его чувственность приобрела привкус нежности, любования, заботы о жене и в то же время окрасилась в более яркие цвета пробудившейся в его сердце страсти.

Леди Нифрелас никогда не признавалась в этом мужу, но она сразу поняла, когда они познакомились, что он пытается воздействовать на нее магией любовных чар. Это лишь польстило ее самолюбию. Она бы и без всяких магических манипуляций полюбила юного Орофера за сочетание несвойственной ей самой рассудительности и холодной расчетливости с внутренним благородством и полным сознанием собственного превосходства над окружающими.

Ее обожаемый Тэран-Дуиль внешне был почти точной копией отца, от нее унаследовав лишь зеленовато-голубой цвет прозрачных глаз. Он родился поздней весной, как раз тогда, когда вся природа того края, где выросла его мать, уже освободилась от зимних оков и расцветала, каждым раскрывшимся бутоном, каждым нежно-зеленым листиком, каждой молодой веткой радуя ее взор и сердце. В память об этой прекрасной поре, и любуясь цветом глаз новорожденного сына, она назвала его на своем родном наречии — Цветущей Весной. Орофер прозвал его Лисом за по-лисьи чуть приподнятый кончик носа, придававший всему прекрасному лицу их сына сходство с этим животным.

Как и многие другие молодые эльдар благородного происхождения, Тэран-Дуиль по прибытии во дворец Владыки Тингола был определен в королевскую гвардию, где нес посменную службу в карауле. Гвардией, занимавшей оборону вокруг дворца и на нескольких уровнях внутри него, командовал Маблунг, прозванный Сильная Рука. Высокий, широкий в плечах, с налитыми сталью мускулами, одетый в кольчугу и легкий доспех, Маблунг всегда имел вид воина, готового в любой момент броситься в бой. Панцирь его доспеха золотился, подобно волнистым локонам длинных пышных волос военачальника. У Маблунга, обладающего практически неограниченным доверием Тари Мелиан, были свои разведчики и осведомители за пределами Дориата, что позволяло ему узнавать обо всех важных событиях вне границ королевства одним из первых, чтобы поспешить в покои Королевы и рассказать ей последние новости Белерианда.

В один из вечеров, когда Тэран-Дуиль привычно стоял в карауле крайнего рубежа обороны, опоясавшего покои Таура Элу, его супруги и их приближенных, к нему подошел Маблунг и, положив тяжелую ладонь на его плечо, спросил:

— Ну как служба, сын Орофера? — он хмурился и казался опечаленным.

— Я не жалуюсь, — ответил Лис и сжал губы в струну, опуская взор.

— Пропустим по стакану, идет? — не дожидаясь ответа, Маблунг, прихватив Лиса за плечо своей железной хваткой, направился с ним в караульную.

Налив обоим крепкого красного вина трехлетней выдержки, Маблунг уселся за грубо выточенный деревянный стол. Лис недоуменно смотрел на него.

— Он мне про тебя рассказывал, — начал Маблунг, всматриваясь в лицо Лиса в тусклом свете единственной горевшей в комнате лампы, — говорил, что ты хоть и мал еще, но дельный, сообразительный, — он сделал паузу, отпивая вино.

Лис тоже сделал несколько глотков. Вино было очень крепким.

— О ком вы? — с сомнением спросил Лис. Он догадывался, что речь о его дорогом наставнике.