Под властью отчаяния. Часть 1: Химера

Эрика приложила ладонь ко рту, пытаясь сдержать смешки, после чего, осознав, что все попытки бесполезны, тихо засмеялась, закрыв лицо обоими руками. Йоханесс восхищенно смотрел на Ричардсон, которая бесполезно пыталась сдержать свой смех, но при этом продолжала смеяться. Это были самые восхитительные звуки, которые только слышал Ольсен за свою жизнь. Он никак не мог стереть глупой улыбки, наблюдая за такой Эрикой.

Внезапно Ричардсон перестала смеяться и перевела на Йоханесса взгляд, полный ужаса и немой глубокой грусти, которую не могла выразить словами.

— Йоханесс, — тихо произнесла она одними губами, и по спине мужчины пробежали мурашки — слишком необычно его имя звучало в её устах. Слишком красиво. Казалось бы, такое дурацкое имя, совсем не похожее на американские, а как красиво… — Что ты почувствовал, когда погибли твои родители?

Ольсен ошеломленно округлил глаза. С чего вдруг такие вопросы? Хотя, впрочем, зародилось в его голове несколько догадок, и были они отнюдь не радостные. У Эрики кто-то погиб, поэтому она такая разбитая? Бесчувственный Кристиан наверняка даже парочку слов в поддержку выдавить не смог. Йенс прикусил губу, пытаясь понять, что ему самому следует сказать. Как правильно ответить на вопрос? Он сосредоточился, пытаясь вспомнить свои ощущения. Воспоминания в груди отозвались жгучей болью.

— Я всю жизнь думал о том, как бы мне избавиться от влияния своей матери, — тяжело вздохнул, честно произнес мужчина. — Мне всю жизнь казалось, что я её ненавижу больше, чем кого-либо другого. Она была везде. Понимаешь, везде. В каждом уголке моей жизни, она умела вторгаться на любую территорию — даже тяжело охраняемую. И ещё ей казалось, что она — только она! — всегда права, ей лучше знать, как мне жить, как поступать, кого любить. Мой отец всегда шёл у неё на поводу, конечно, он был слабее, чем она, но мать лупить почему-то боялась, зато он с этим «на ура» справлялся, — Йенс усмехнулся. — Они всегда были рядом, а я мечтал сбежать от них подальше, мечтал закрыть уши, чтобы никогда не слушать их слова. А потом они сами сбежали — погибли. И я вдруг неожиданно для себя стал самым одиноким человеком на свете. Я очень долго ждал этого одиночества, но не ощутил и грамма счастья. Мне до сих пор больно.

Ольсен закончил свой рассказал и заметил, что всё это время Эрика смотрела на него с искренним удивлением, с даже, может быть, едва заметным восторгом.

— Мой дедушка умер, — наконец, произнесла Ричардсон. Йоханесс стиснул зубы и с волнением посмотрел на женщину. — Я его ненавидела всю жизнь и в красках представляла, как он сдохнет в муках. Мне не стало легче из-за того, что он умер. Я не могла понять, что со мной не так.

— С тобой всё нормально, — тихо произнёс Ольсен. — Иногда мы любим тех, кого должны ненавидеть. А иногда одновременно любим и ненавидим. Он всё равно был твоим дедушкой, несмотря ни на что.

— И твоя мать всё равно была твоей матерью, — кивнула головой Эрика. — С ними плохо, без них — одиноко.

Йенсу вдруг безумно захотелось узнать, каким был дедушка Ричардсон. Почему она его ненавидела? Как он умер? Так происходило всегда: стоило Эрике случайно обронить крупицу какой-то информации о себе, как мужчина становился жадным. Ему, который до этого не знал вообще ничего, становилось мало. С каждым глотком жажда становилась только сильнее. Ольсен едва сдержал себя: нельзя. Оттолкнет, напугает. Эрика не очень любила говорить о личном, ему остается только ждать, когда она начнёт говорить сама.

— Да, — согласился он. — Чувствовать боль нормально. Но какой бы сильной она ни была сейчас… потом тебе станет легче. Немного, но станет. Обещаю, — мягко произнёс мужчина, теперь набравшись смелости положить руку на её коленку, чтобы нежно погладить, успокаивая.

Эрика некоторое время заинтересованно смотрела на Йенса, а затем вдруг состроила бровки домиком и сделала жалобный взгляд:

— Пожалуйста, не заставляй меня идти домой! — почти прохныкала она, отчего у Ольсена ушло сердце прямиком в пятки.

— Я не буду, если ты не хочешь, — растерянно отозвался Йенс. — Я могу расстелить свой диван. А сам посплю на полу.

— Тебе не обязательно спать на полу, — покачала головой Ричардсон.

— Но тебе спать на полу я не позволю.

— Почему бы нам не поспать вместе?

Йоханесс сдавленно ахнул, пытаясь понять, спит ли он сейчас или нет. Может быть, это опять галлюцинации, как тогда с Эльфридой? Ольсен незаметно ущипнул себя за руку и не проснулся. Что ж, если это настолько реалистичный сон, то нужно пользоваться происходящим. К тому же, еще все можно свалить на легкое опьянение Эрики и на то, что она пытается отвлечься от своей боли.

— Конечно, — мягко и сипло ответил Йоханесс, попытавшись унять все свои эмоции.