Под знаменами Бонапарта по Европе и России. Дневник вюртембергского солдата

19-го августа вся армия двинулась вперед и продолжала в быстром темпе преследовать русских. Спустя четыре или пять штунде выше по течению реки, состоялось еще одно сражение, но противник не стал задерживаться, и теперь мы пришли к Можайску, к так называемому «Священному полю». От Смоленска до Можайска мы видели всю страшную и разрушительную силу войны: все дороги, поля и леса были сплошь усеяны людьми, лошадьми, повозками, сожженными деревнями и городами – это была картина полного уничтожения всего живого. На каждого нашего погибшего мы видели десятерых мертвых русских, хотя каждый день мы несли очень тяжелые потери. Для того чтобы пройти через леса, болота, и узкие тропы, нужно было убрать с дороги множество баррикад, которые неприятель соорудил из собственных повозок и бревен. Вокруг валялось просто невероятное количество мертвых русских. Мы тогда прошли Дорогобуж, Семлево, Вязьму и Гжатск.[50] Этот марш, если его вообще можно назвать маршем, просто не поддается описанию и совершенно непостижим для тех, кто не был там тогда. Страшная жара, пыль, подобная густому туману, сплошная линия марширующих колонн и гнилая вода из колодцев, заполненных трупами людей и животных, которая могла угробить всех нас, равно как и глазные боли, усталость, жажда и голод. Боже милостивый! Как часто я вспоминал тот хлеб и то пиво, которые я ел и пил дома с таким равнодушием! А теперь я, совершенно одичавший, должен сражаться и с мертвыми, и с живыми. С каким бы удовольствием я променял бы свою комфортную и теплую жизнь у себя дома за кусок хорошего хлеба и глоток пива прямо сейчас! Мне больше уже ничего не надо. Но это были пустые, беспомощные мысли. Да еще беспокойство о моих братьях и сестрах столько добавило мне мучений! Куда бы я ни посмотрел, я всюду видел солдат с мертвыми, искаженными отчаянием лицами. Многие истерически вопили: «Зачем моя мать родила меня?!» Некоторые, совершенно потерявшие самообладание, даже проклинали своих родителей и свое рождение.

Однако эти вопли вознесли мою душу к Богу, и я часто спокойно говорил: «Боже, Ты можешь меня спасти; но, если на то нет Твоей воли, я надеюсь, что мои страдания и боль искупят мои грехи, и моя душа взойдет к Тебе». И с такими мыслями я был готов встретить свою судьбу.

7-го сентября, каждому корпусу определили его место, и прозвучал сигнал к атаке. Сплошному дождю из молний была подобна стрельба двух враждующих сторон. Земля содрогалась от канонады, а воздух наполнился множеством летавших во все стороны пушечных ядер. Укрепления врага были взяты – с огромными потерями – но противник не двигался с места. Французская Гвардия, согласно приказу стояла позади армии, готовая поставить окончательную точку. Теперь обе армии яростно атаковали друг друга – и ураганная стрельба, и крики умирающих – все это напоминало ад кромешный. Французы взяли девять укреплений и угрожали окружить противника, в конце концов, он уступил.

Этот красивая, плодородная местность без лесов и деревень теперь была похожа на место вырубки – уцелело лишь несколько деревьев. На пространстве, которое, чтобы пройти, потребовалось бы час-полтора, вся земля была сплошь покрыта людьми и животными. Стоны раненых звучали отовсюду. Река разделяла поле боя на две части. Слева от реки стоял ряд из нескольких домов, которые выглядели как капелла для мертвецов. Деревянный мост, перекинутый через реку, был сожжен.

По причине затора, образовавшегося до и во время пожара, оба берега реки возле моста были заполнены мертвыми, лежавшими в три, или четыре слоя. А те раненые, которые могли передвигаться, ходили к реке, чтобы утолить жажду или омыть свои раны, но их беспомощным товарищам не было никакой помощи, никакой надежды на спасение – им была суждена смерть от голода, жажды, и огня.

Хотя это страшное зрелище выглядело как потусторонний мир, люди, тем не менее, стали настолько равнодушны, что все они просто оцепенело шли, словно рыдающие души мертвых. Мы двигались вперед и расположились станом на заросшем лесом холме прямо перед Москвой. Здесь не было не только ничего съестного, но и воды, место лагеря находилось на возвышенности, а дорога через поля была все еще покрыта телами мертвых русских. Теперь мы шли на Москву с большей уверенностью, ожидая новых столкновений с русскими, но те, посчитав себя слишком слабыми, подожгли город и ушли вместе с его обитателями. Наши войска пришли неожиданно – русские считали, что этого не могло быть, поскольку еще ни один внешний враг никогда не захватывал бывшую столицу, царский город. У купцов и жителей было весьма немного времени для бегства, поэтому множество ценных вещей им пришлось оставить. Даже несмотря на то, что французская Гвардия первая вошла в город и захватила много вина, хлеба и проч. для своей армии, нам, союзникам, тоже досталось немало. Мы тоже вошли и поселились за Кремлем в так называемом Немецком квартале, который находился прямо за центром города, восточнее его.