Под знаменами Бонапарта по Европе и России. Дневник вюртембергского солдата

Генерал Ней, о котором никто ничего не знал, командовал арьергардом. Он пробивал себе путь прямо через нас. Тем не менее, его силы уже наполовину иссякли. Марш должен был продолжаться, так что звуки сабельных ударов и страшной ружейной стрельбы доносились до нас отовсюду. Казаки атаковали армию со всех сторон. Мы подошли к Дубровно, колонна беглецов была настолько плотной, что их обычно уничтожали в наиболее узких и трудных местах, таких как болота, реки и мосты. И снова мой майор и я разошлись и потеряли друг друга. Опознать друг друга мы могли только по голосу, не иначе. Каждый солдат был закутан в меха, какие-то лохмотья и куски ткани, они носили круглые и крестьянские шапки, а на многих были похищенные из церквей рясы. Мир, казалось, перевернулся вверх тормашками. Да и мне, порядком, осточертел мой шлем, в котором я был с самого начала отступления. Я надел на голову круглую шапку, обвернул ее кусками шелка и муслина, а ноги обмотал драпом. Я был в двух жилетах, поверх этого дублета надел огромный русский тулуп, который в Смоленске я взял у одного русского в обмен на свою собственную шинель, и во всем этом я завернулся в кусок толстого меха. Я был так плотно закутан, что снаружи были видны только глаза, да еще имелось отверстие, через которое я мог дышать. Время от времени мне приходилось очищать себя от кусков льда, в который моментально превращался пар моего дыхания.

Ночью в Дубровно, когда противник закончил свою дневную деятельность, все успокоились и устроили свои бивуаки. Каждую ночь разложенные обогревающие костры можно было увидеть на участке шириной в четыре штунде, и небо – красное, как платок. Горящие деревни вносили наибольший вклад в эту картину – крики и стоны не прекращалась ни на минуту. Люди умирали непрерывно. Одни насмерть замерзали, а другие, стараясь согреться, слишком близко подходили к огню и иногда падали в него, таким образом, сгорая заживо, а еще очень часто мертвецов использовали как подстилку, чтобы не сидеть на чистом снегу.

Все солдаты были похожи на ночных призраков. Цвет их лица, их хриплое дыхание и их тупое бормотание тому доказательство – куда бы они ни пошли, их положение было безнадежно, и никто не заставлял эти тени смерти добровольно прыгать в огонь. Обычно, шесть, восемь или десять человек требовалось, чтобы развести костер, так как поблизости не было ничего, кроме обгоревших балок сожженных домов, деревьев, разбитых фургонов и прочего, так что здесь без объединенных усилий обойтись было нельзя. Никто не отваживался заснуть около костра, поскольку никто не был застрахован от воров и грабителей.

В Орше нам сказали, что мы получим обувь и хлеб, а также овес для лошадей, но этого не произошло. Несмотря на то, что склады охранялись, все двери оказались заблокированы, поскольку каждый бил и толкал другого, чтобы пробиться к двери. Я поспешил сначала получить овес, но это было невозможно до тех пор, пока Гвардия не уступила, и не появились другие возможности попасть вовнутрь. Я залез в склад через окно, с помощью своих товарищей взял несколько мешков овса и вернулся к костру. А потом солдат, который тоже грелся у моего костра, принес два маленьких хлеба. И тогда все озверели и кинулись к хлебному складу. К моменту нашего появления, внутрь войти уже никто не мог, а те, что вошли, из-за давки не могли выйти. Что было делать? Многие слабые солдаты лежали на полу, их топтали, а они громко кричали. Я снова подбежал к окну, вырвал замок, раму, и забрал пять хлебов, хотя все они были изрядно попорчены. Это был со времен Москвы второй хлебный дар, за который я снова со слезами возблагодарил Господа нашего.

Теперь мы все были счастливы, и с обновленным духом мы возобновили наше путешествие, готовые к любому исходу, который приберегла для нас судьба. Я всегда помнил об этом и стремился держаться ближе к голове колонны, а не к арьергарду. Очень часто мне из-за казаков приходилось несколько отставать, но каждый раз я снова выдвигался вперед, чтобы не отстать и не быть отрезанным от армии.

Между Оршей и Коханово я снова отошел от армии, чтобы осмотреть какую-то горящую деревню, переночевать там в тепле, и поискать чего-нибудь нужного для себя. Только я устроился, как появились казаки и начали хватать всех, кого они могли схватить. Мой конь имел особый склад ума, ибо, как только прозвучали выстрелы, он сам повернулся и поскакал что есть силы. При отсутствии опасности, однако, когда я хотел ехать быстрее, на него даже удары не действовали. Таким образом, все закончилось благополучно, и мы снова направлялись к армии. Те же, кто тоже пришел туда пешком, были пойманы и ограблены. Как правило, русские не щадили французов. Немцы же могли рассчитывать на милосердие вполне уверенно, поскольку, как уже было сказано, русский император повелел щадить немцев, ибо, как известно, русская императрица относилась к Баденскому дому.