Под знаменами Бонапарта по Европе и России. Дневник вюртембергского солдата

В тот же вечер я пришел к Ортельсбург и впервые ночевал в обычном доме. Оттуда я отправился в Млаву и там тоже получил квартиру. Это произошло именно в Сочельник, и я даже не знал бы об этом, если бы домовладелец не сказал. Здесь я также впервые выкупался, но я не мог избавиться от вшей, или, вернее, моих «господ», поскольку, если бы я убил тысячу, то многие другие тысячи отомстили бы мне. Именно по этой причине я не пытался нападать на них …

Отмывание моих рук и лица шло очень медленно, потому что на моих руках, ушах и носе наросла корка, похожая на еловую кору – вся покрытая трещинками и крохотными кусочками угля. Мое лицо напоминало лицо бородатого русского крестьянина, и, когда я смотрел на себя в зеркало, я поражался сему необычному зрелищу. Целый час я умывался с горячей водой и мылом. И хотя я чувствовал, что кожа стала несколько мягче и светлее, полностью всю черноту удалить не удалось. Только в тех местах, где не прошлась бритва, кожа стала немного светлее.

В этом городе, как и во всей Польше, были также вновь созданные для пополнения нашей армии полки. Эти люди сидели на конях, вооруженные пиками, и были одеты в такую плотную и теплую одежду, что вряд ли могли в ней нормально передвигаться. Я видел несколько раз, как кто-то сделал отчаянную попытку сесть на коня только для того, чтобы свалиться с него с другой стороны в тот момент, когда они думали, что они уже наверху.

Когда на следующий день мы отбывали из города, ворота, через которые дороги вели на Торн и Варшаву для нас были закрыты – все мы по приказу коменданта города должны были вернуться в Кенигсберг. Этот комендант просто выполнял приказ. Но мы лучше знали, в каком состоянии армия. Едва оказавшись за воротами, мы сразу же повернули налево, в сторону дороги на Торн, чтобы у Кенигсберга не нарваться на врага. Нам стоило большого труда дойти до Торна раньше русских – задержись мы еще на два дня, это стало бы невозможным.

По дороге мы встретили колонну баварцев, которые из Кенигсберга шли на место сбора в Плоцк. Они сообщили нам, что вюртембержцы тоже собираются в Торне, и что все немцы получили разрешение вернуться домой. Эта новость весьма улучшила мое настроение, так как я всегда думал, что армия остановится на Висле и будет реорганизована таким образом, что никто не попадет домой раньше чем через два года, или даже если все будет дальше идти хорошо. Я был убежден в этом еще при наборе армии в Польше.

В конце концов, я пришел в Торн, и мой единственный, избежавший ограбления и хранившийся в маленьком часовом кармане серебряный рубль был потрачен. Я пошел в ратушу, чтобы получить квартиру, но не смог войти в нее из-за огромной толпы. Внезапно появился один немецкий солдат и сказал, что на этой улице в определенном доме живет комиссар из Вюртемберга, и что он будет выдавать паспорта и проездные деньги. Я сразу же появился у него и получил пятифранковый талер и разрешение присоединиться к третьему обозу в Иновроцлаве. Значит, я был одним из последних, кто пришел в Торн.

Вечером я поселился в одном доме и купил хлеба и вина, об отдельной комнате можно было даже не мечтать. Из-за огромного количества людей по улице можно было идти только очень медленно. Рано утром я поехал через мост и с удивлением заметил, что за последний год город превратился в солидную крепость. Тем не менее, стены были сделаны из дерева с песчаной засыпкой. Я очень ослаб и с большим трудом добрался до Иновроцлава. Здесь я нашел третий обоз вюртембержцев и немедленно представился командиру, который спросил меня:

– Откуда вы?

– Из армии.

– А, так вы тоже один из тех московских бродяг.

Вот такое приветствие я услышал при своем возвращении.

Я получил оружие и той же ночью должен был выйти в патруль. При таком холоде снова разыгралась моя лихорадка. На следующий день я даже попытался продолжать свой путь пешком, но ближе к вечеру это стало невозможно. Либо умереть на дороге, либо зайти в ближайшую деревню – таков был выбор. Я решил пойти в деревню. Я зашел в первый же дом и лег на пол – меня трясло. Люди, живущие там, хотели дать мне водки и чего-нибудь поесть, но я не мог пить ничего, кроме воды, и все те, кто смотрел на меня, просто разводили руками. Я, конечно, не мог понять их речи, но ясно чувствовал, что им жаль меня. Утром я собрал мои последние силы, оставил свое оружие – у меня не было сил его нести – и только спустя два часа, к вечеру я прибыл в следующий город, где я узнал, что мой обоз уже ушел. Я не хотел снова идти и официально получать жилье, а вместо того лежал в трактире вместе с двумя другими вестфальскими солдатами, которые чувствовали себя еще хуже, чем я. Я до сих пор ничего не мог есть и мог пить только пиво, которое мне удалось там достать.