Под знаменами Бонапарта по Европе и России. Дневник вюртембергского солдата

Но как только погасли все огни, я сразу же надел свою шапку, закутался в мех и вышел. Потом я взял свою стоявшую у дверей лошадь и уехал из этого села, через заборы и сугробы, не придерживаясь какого-либо определенного направления, так что я и моя лошадь временами падали. Иногда я падал под лошадь, а иногда и на нее.

Я снова был свободен и совершенно один. Как только я замечал протоптанную дорожку, я тотчас ускорял ход, ведь из деревни доносился такой шум, что я казалось, будто меня еще могут догнать. Я снова с максимально допустимой скоростью объезжал трещины на неманском льду, чтобы опять выйти на польский берег. Всю ночь я старался найти деревню, где могли бы находиться наши солдаты. Наконец рано утром, я вошел в маленький городок, битком набитый немцами, французами и поляками. Тут я смог раздобыть немного хлеба.

От Немана до Москвы и обратно, я вообще не получал никакого хлеба, разве что мог купить его в Вильно, а сейчас у меня заканчивалась и конина. Но в моем кармане все еще лежали двадцать рублей, которыми я надеялся удовлетворить все мои нужды. Правда, во время попытки моего пленения я потерял серебра и шелка на четыре или пять сотен золотых, трех лошадей и майорский багаж. Тем не менее, я особенно об этом не жалел, ведь я остался жив. Безразличие к деньгам во мне достигло такой степени, что в одном месте в четырех днях пути от Вильно я не притронулся к нагруженному деньгами фургону, который был так поврежден, что повсюду вокруг него валялись маленькие бочонки с монетами. Лишь немногие солдаты проходившие там тогда же, когда и я ничего этого не взяли. По двум причинам они не вызывали у меня никакого интереса. Первая – мои руки так огрубели, что я ничего не мог ими делать, поскольку я их не чувствовал. И вторая – любой ценой я старался не отстать, чтобы не попасть в плен. Этот фургон был небрежно брошен точно так же, как и любая другая повозка. И если там оставались какие-нибудь здоровые лошади, солдаты их оседлали и поехали дальше.

Я спешил дальше, поэтому и поехал по дороге, соединяющей Кенигсберг[61] и Варшаву, в Торн, по которой ежедневно проходили толпы немцев и французов. До этого момента никто и не помышлял о жилище, да и еду нельзя было получить иначе, кроме как за деньги или силой. Однажды, двигаясь по дороге, я пришел в дом одного помещика, у которого я попросил хлеба, но мне дали не только хлеба, но и сливочного масла и водки, ибо там работал слуга, знавший немецкий язык. Он спросил, какова моя национальность и название моего родного города или деревни. Я рассказал ему обо всем этом, о том, что я католик, и что покойный государь моей страны был принцем короля Польши. Эти сведения вызвали безмерный восторг слуги, поскольку, когда поляк узнает, что его собеседник католик, он относится к нему значительно лучше, чем к другим. Я тогда получил еще немного продуктов на дорогу, но выйдя наружу я не нашел своей лошади. Только благодаря особой милости помещика мне удалось вернуть ее. Почти у каждого, кто путешествовал на своей лошади в одиночку, ее похищали.

Через несколько дней, в то время когда я выпивал второй стаканчик водки в одном трактире, мою привязанную снаружи лошадь увели. Все мои поиски по дому и конюшне были безрезультатны, и поэтому я был вынужден идти пешком. До сих пор мои голени были обвернуты шерстяной тканью, но ее вес затруднял ходьбу. Теперь каждое утро, выходя на дорогу, я должен был весьма энергично двигаться в течение целого часа. Иногда мне казалось, что я не смогу спасти свои ноги от обморожения.

Затем с восемью немецкими товарищами я отправился в Ортельсбург,[62] по лесной дороге, и для достижения нашей цели потребовалось почти три часа.

В этой местности свирепствовали банды поляков – они носили казацкую одежду, были вооружены саблями, пистолетами и другими видами оружия. На меня напали – один справа, другой слева, а третий – с саблей – передо мной. Моих товарищей они не тронули, поскольку они больше походили на оборванных евреев, чем я. Потом грабители сорвали с меня мех, тулуп, плащ, жилеты, и мои головные повязки, швырнули меня на землю и уже собирались снять с меня еще и сапоги. И в то же время, в кармане плаща они нашли 18 рублей. Эти деньги спасли меня, ведь если бы разбойники их не нашли, я так и остался бы голым на морозе. И, тем не менее, они бросили мне тулуп, плащ, один из двух жилетов, а потом ушли, прихватив мои деньги, мех, второй жилет и две головные повязки. Все это время мои товарищи прятались, а когда они увидели, что я свободен, они прибежали назад и одели меня, потому что я так закоченел, что сам не мог этого сделать.