Под знаменем большевизма. Записки подпольщика

Приближалось 1-е мая — великий интернациональный праздник. Теперь парижский рабочий был уже не таков, каким я его оставил в 1917 году. Тогда в нем был силен шовинизм; главным, почти единственным врагом считался немецкий народ; руководили всем этим настроением члены социалистической партии Ренодель и Гед. А ныне вполне очерченное революционное настроение масс определенно чувствовалось на каждом шагу. Большевизм перестал уже служить символом варварства, как характеризовали его ранее все продажные газеты, а являлся светочем борьбы против буржуазии. С быстротой молнии распространяются все новости из России.

Сколько сочувствия и внимания к русскому революционному движению, ко всем русским товарищам! В этом я окончательно убеждаюсь на совещании с представителями крупнейших союзов — металлистов и каменщиков. Товарищи Вержа и Лепти, погибшие после II конгресса в Мурманске во время нелегального переезда из России, рассказывали, что трудно найти такого рабочего, который не почел бы за счастье быть большевиком. Всю силу рабочих масс можно было почувствовать на грандиозном празднике 1-го мая. Дальнозоркое правительство сконцентрировало в Париже самые отборные войска. По крышам домов были размещены пулеметы. Весь город буквально превратился в военный лагерь. Так правительство позаботилось о «порядке» в день 1-го мая. Социалистическая партия с руководителями синдикатов призывала рабочих не устраивать демонстраций. И только группа коммунистов с революционными синдикалистами обратилась к массам с призывом манифестировать в день международного праздника. Поезда, трамваи, фабрики, заводы, — все остановилось в этот день. Хотя идеи коммунизма не совсем были еще ясны рабочим, но они смутно сознавали, что только путем коммунизма можно победить своего классового врага. На площади Республики демонстрировало около 10.000 рабочих. Во главе этой массы находилась наша маленькая группа депутатов-коммунистов, с Вайян-Кутюрье во главе. Начинаются избиения с той и другой стороны. Узнаем, что на бульваре Осман рабочие пробрались в оружейные магазины и моментально разобрали все оружие. На полицейских, шныряющих по улицам, из окон летят цветочные плошки, льется кипяток. Более 100 этих блюстителей порядка было ранено, несколько убито. Буржуа самому приходилось править омнибусом. При выезде на улицу его встречал град камней и, несмотря на 2 жандармов, охраняющих его, он летел в сторону со своим омнибусом. Много жертв было и со стороны рабочих. Вместо того, чтобы сейчас же развить это движение, «руководители» вместе с буржуазией сделали все, чтобы придушить его, и на другой день только железнодорожники не вышли на работу. Они требовали национализации железных дорог. Наши товарищи на митингах указывали железнодорожникам, что при буржуазном строе требование национализации дорог не является идеалом и что не в этом должен заключаться наш боевой лозунг, — только диктатура пролетариата может улучшить положение рабочего класса. Мы ждали, что центральный орган союзов для поддержки железнодорожников об’явит всеобщую забастовку, но г-н Жуо вместо того повел очень тонкую и хитрую политику. Уже за 2 дня до забастовки он об’явил, что трамвай остановится, если требования железнодорожников не будут удовлетворены. За эти два дня буржуазия прекрасно организовала штрейкбрехеров. И это повторялось несколько раз. Такими хитрыми приемами он сознательно срывал забастовки. Тов. Вержа мне рассказывал, что на одном заседании разоренные рабочие хотели сбросить Жуо с 4-го этажа, и только единомышленники спасли его от этого. Вот до чего доводили рабочих эти изменники. Конечно, забастовка окончилась поражением, и десятки тысяч рабочих были выброшены на улицу. Я говорил тогда товарищам, что это поражение послужит лишь уроком рабочему классу: они научатся различать, кто их друг и кто враг, и поражения эти не только не разобьют сил коммунистов, но, наоборот, укрепят.

И как показали дальнейшие события, коммунистическая партия была близка к тому, чтобы стать во главе рабочего движения.

После поражения первомайской забастовки буржуазия во главе с вождем министерства, бывшим социалистом Мильераном, набросилась на левых руководителей, при поддержке желтых; они арестовали самых лучших работников: Лорио, революционного синдикалиста Монмуссо и ряд других товарищей. Газеты подняли страшный вой по поводу того, что руководители якобы «продавались» большевикам. Буржуазия по личному опыту думала, что любого журналиста можно подкупить, хотя знала, что вожди коммунистической партии не способны на предательское дело.

Между тем я знаю, что господа Бурцев и Алексинский хорошо осведомлены о моем пребывании в Париже. Узнать об этом было легко: на улицах, в трамваях я часто встречал то меньшевиков, то эс-эров, знавших меня лично, и с некоторыми из них я порой подолгу беседовал. Назревала серьезная слежка за мной. Нужно было насторожиться.