Подарок от Гумбольдта

Когда в зале зажгли свет, Кантебиле пошел к ближнему выходу, я же, напротив, к дальнему. Он нагнал меня уже на улице.

– Не злись, Чарли, – сказал он. – Уж такая у меня собачья порода – хватать вещь, чтобы не потерялась. На тебя ведь могут напасть и ограбить. Тогда кто узнает, в каком сейфе этот проклятущий конверт. А завтра должны прийти пять человек посмотреть, какие доказательства ты предъявишь. Ладно, я человек слабонервный, завожусь, чуть что не так. Ты теперь в сто раз рассеяннее, чем был в Чикаго. Все из-за этой сучки, которая сбежала. Это я и имел в виду, сказав, что у тебя только мочалка на уме… Слушай, а что, если нам подцепить пару французских цыпочек? В порядке самоутверждения, а? Я угощаю.

– Я иду спать.

– Я просто хочу – как это говорят? – возместить моральный ущерб. Я знаю, что таким, как ты, тесно на одной земле с таким чудиком, как я. Ладно, давай хоть выпьем. А то ты в полном расстройстве чувств.

На самом деле я не был в расстройстве чувств. Тяжелый день, насыщенный несуразными событиями, оправдывает мое бездействие и успокаивает совесть. После четырех бокалов кальвадоса в гостиничном баре я поднялся к себе и уснул как убитый.

Наутро мы встретились с мэтром Фюре и адвокатом-американцем по имени Барбеш, человеком напористым и воинственным – другого Кантебиле не пригласил бы. Сам Кантебиле был охвачен радостным волнением. Я видел это по тому, как дергается у него щека. Он обещал представить меня и доказательства, и все складывалось как нельзя лучше. Постановщиков уведомили, что некий Чарлз Ситрин, автор нашумевшей бродвейской пьесы «Фон Тренк», впоследствии переделанной в кассовый фильм, претендует на то, что он автор сюжета, который лег в основу фильма, покоряющего одну страну за другой. Они прислали на переговоры двух молодых людей, скроенных по мерке Гарвардской высшей административной школы. Бедный Стронсон, томящийся за решеткой в Майами, и отдаленно не походил на них. Чистенькие, обходительные, информированные, с хорошо подвешенным языком, абсолютно лысые и абсолютно неуступчивые, эти двое ждали нас в кабинете Барбеша.

– Джентльмены, вы наделены соответствующими полномочиями? – спросил у них Барбеш.

– Последнее слово остается за нашим руководителем.

– Тогда тащите сюда ваше руководство, тех, кто решает! – Кантебиле уже закипал. – Чего даром тратить время?

– Полегче, полегче, – осадил его Барбеш.

– Ситрин более занятой человек, чем ваши затраханные руководители! – кричал Кантебиле. – Выдающаяся фигура в своей области, пулитцеровский лауреат, кавалер ордена Почетного легиона. Он был знаком с покойным президентом Кеннеди и покойным сенатором Кеннеди. Покойный фон Гумбольдт Флейшер, известный поэт, был его закадычным другом и соавтором. Сейчас мистер Ситрин собирает в Мадриде материал для новой книги. Вы нам мозги не вкручивайте! Если он выкроил время, чтобы прийти сюда, ваши руководители тем более смогут. Пустяками ему заниматься некогда. За него ими занимаюсь я. Поэтому давайте, чтобы все чин чинарем, иначе увидимся в суде!

Угроза словно сняла камень с его души. Не знающие устали губы Кантебиле растянулись в молчаливой улыбке, когда один из молодых людей сказал:

– Мы, разумеется, наслышаны о мистере Ситрине. После того как Кантебиле немного успокоился, мистер Барбеш приступил к делу.

– Излагаю факты. Сценарий, по которому поставлен фильм, написан мистером Ситрином и его другом мистером Флейшером еще в 1952 году. Мы готовы доказать это. В январе 1960 года мистер Флейшер отправил экземпляр сценария заказным письмом самому себе. Мы располагаем запечатанным конвертом со знаками почтовой оплаты и отметкой о получении его адресатом.

– Поехали в американское посольство и вскроем конверт при свидетелях, – вставил Кантебиле, – и чтоб ихнее руководство тоже явилось на площадь Согласия. Пусть малость растрясут свои задницы.

– Вы видели фильм «Кальдофреддо»? – обратился Барбеш ко мне.

– Вчера посмотрел. Мистер Отвей превосходно играет.

– События в фильме – соответствуют ли они сценарию, написанному вами совместно с мистером Флейшером?

Я увидел, что в углу за трехногим столиком сидит стенографистка, записывающая наш разговор. Передо мной промелькнула мрачная тень судьи Урбановича. Я снова стал свидетелем Ситрином.

– У них не может быть другого источника, – ответил я.

– Интересно, как они заполучили этот сценарий? – снова вставил Кантебиле. – Выходит, украли? Им надо предъявить обвинение в литературном воровстве.

Конверт пошел по кругу. Каждый из присутствующих внимательно осматривал его. У меня вдруг закололо внизу живота. Что, если рассеянный полубезумный Гумбольдт запихал в конверт старые письма, неоплаченные счета, заметки на какую-нибудь неземную тему?

– Согласны ли вы с тем, что этот конверт – то самое почтовое заказное отправление? – спросил мэтр Фюре у гарвардцев. – Если да, то будем считать это доказательством. Так и запишем.

Оба молодых человека согласились с подлинностью почтового отправления и с тем, что оно безусловно является доказательством.