Подъем Испанской империи. Реки золота

Берналь Диас де Писа, счетовод, которого Колумб посадил под замок, был вызван ко двору, чтобы дополнить своим рассказом то, что происходит на Эспаньоле{621}. Несколько рыцарей также пожаловались, что братья адмирала отняли у них лошадей. Еще один или двое сказали, что Колумб говорил некоторым дворянам из добровольцев, что кто не будет работать, тот не будет есть: такого заявления ни один испанский дворянин не может перенести спокойно, особенно от безродного генуэзца{622}.

Колумб ничего не знал об этих придворных интригах – хотя, проведя при дворе столько времени, мог бы и представить такое. К моменту прибытия Торреса в Испанию он уже снова был на Эспаньоле, теперь намереваясь захватить весь остров от имени Испанской короны. Его первоначальная мысль, что это будет простой перевалочный пункт для доставки товаров, драгоценных металлов и рабов в стиле португальских факторий в Африке, был забыт ради более кастильского варианта экспансии: оккупации земель и захвата их населения. Этот стиль поведения был знаком как по временам Реконкисты, так и по завоеванию Канарских островов{623}.

Колумб покинул Ла-Изабеллу 25 марта с двумя сотнями человек, двадцатью лошадьми и несколькими собаками, чтобы «оккупировать» центр Эспаньолы, а не торговать с ней. При нем были его брат Бартоломео и его местный союзник касик Гуанакагри, а также несколько его индейцев. Он разделил свои силы на две части и атаковал большую индейскую армию. Испанцы легко разбили их: Фернандо Колон писал, что индейцев разогнали, «словно они были птицами».

Колумб принялся за основание четырех крепостей в четырех местах: Консепсьон-де-ла-Вега (Санто-Серро), Эсперанса, Сантьяго и Санта-Каталина. Конечно, они были построены из дерева, так что здесь был нужен скорее труд плотников, чем каменщиков. Как бы то ни было, Консепсьон стала центром паломничества – и чудес. В своем завещании Колумб вспоминал ее и надеялся, что в ее часовне каждый день будут служиться мессы. Однако к моменту его смерти на этом месте снова росли джунгли{624}.

Большинство оставшегося немногочисленного населения Ла-Изабеллы перебралось внутрь острова в эти крепости. В течение той весны и лета Колумб договорился с дружественными касиками о том, что все взрослые индейцы от четырнадцати до семидесяти лет будут приносить регулярную дань Испанской короне в виде местной продукции. Так, индейцы Сибао и Вега-Реаль согласились отдать Колумбу более 60 000 песо золотом за три выплаты. Те, кто жил в местах, где выращивался хлопок, каждый принесет кипу хлопка. Все данники после выплаты положенного получат диск, который будут носить. Взамен Колумб удержит своих спутников от опрометчивых авантюр{625}. А пока некоторые из его спутников начали селиться на острове с индейскими женщинами.

Касики давали что могли – но просили прощения, если они не приносили того, чего от них требовали. Гуарионекс предложил разбить большой сельскохозяйственный участок (conuco) от юга до севера всего острова, если его людей избавят от дани золотом. Колумб задумался над этой идеей. Конечно, он предпочитал золото. Отличная рыба здесь легко ловилась, как всегда на Карибах. Хлопок, лен и некоторые другие местные продукты начали хорошо производиться при испанском руководстве, часть растений, завезенных из Кастилии, также хорошо прижилась: пшеница, овощи, некоторые злаки, виноград и даже сахарный тростник. Хорошо плодились свиньи и куры.

Неизвестно, сумел бы Колумб долго удержаться на посту главнокомандующего, губернатора и вице-короля этого маленького мирка, но к концу 1495 года он понял, что политика Короны в этом отношении изменилась. Еще в апреле того года монархи начали рассматривать Эспаньолу и другие Карибские острова так, словно они были областями Андалузии{626}.

Отчасти это стало результатом отсылки в Испанию индейцев-рабов, каковыми их следовало считать, по мнению Колумба. Наверное, легко было бы организовать их поставки на продажу в Испанию{627}. Андалузия в конце концов привыкла к торговле живым товаром разного происхождения. Валенсийские купцы, такие, как Хуан Абельо и Антонио Виана, легко могли разобраться с таким грузом, как и другие купцы – в Генуе, например, такими были Доменико де Кастельон и Франсиско Гато.

В принципе Корона не была против; так, 12 апреля монархи писали Фонсеке в Севилью, что «в отношении того, что вы пишете об индейцах, которые прибыли на каравеллах, нам кажется, что вам лучше продать их в Андалузии, нежели где бы то ни было еще, и вы должны продать их как можно выгоднее»{628}. Но Корона изменила свое мнение. Несомненно, это стало результатом вмешательства Бойля и Маргарита. Духовник королевы Сиснерос тоже мог сыграть здесь свою роль. Его отношение к индейцам, которых он не знал, было всегда намного гуманнее, чем к евреям или мусульманам, с которыми он имел дела. В любом случае всего четырьмя днями позже, 16 апреля 1495 года монархи послали Фонсеке другое письмо, откладывавшее продажу: