Читаем Подъемы и падения интеллектуализма в России. Мои воспоминания полностью

Я посещал Зубова у него дома, познакомился с его женой и дочерью. Зубов любил музыку и прекрасно играл на фортепьяно. Тогда я не знал, что он был тесно связан с Варбургским институтом в Лондоне, где он печатал свои статьи по средневековью и Возрождению. Только недавно, посещая этот институт, я узнал об этих работах. Его сотрудники передали мне толстую папку работ Зубова, хранящихся в институте.

Для меня Василий Павлович готовил материалы по эстетике европейского средневековья. В частности, он переводил труднейшее сочинение – трактат Августина о музыке. Неожиданно он заболел и оказался в Академической больнице, из которой уже не вышел. Я навещал его там, он не расставался со своей работой и, завершив ее, передал мне рукопись. Это была жизнь настоящего стоика.

Работая в «Советской энциклопедии», я встретился еще с одним человеком, прошедшим ГУЛАГ. Это был Яков Голосовкер. Он обладал импозантной внешностью с роскошной седой бородой. Он имел привычку в разговоре долго молчать, пристально глядя на собеседника, прежде чем произнести фразу. Может быть, поэтому он был известен под кличкой «Совоовкер», которая, как мне кажется, не оскорбляла его. В нем было что-то от античного мифа, исследованием которого он занимался. Он талантливо пересказывал греческие мифы, вкладывая в них подчас скрытый смысл. Он придавал большое значение воображению, которое, по его мнению, поднимало поэзию и искусство на уровень научного знания.

В 1961 г. он выпустил книгу «Сказание о кентавре Хироне». В дарственной надписи он написал:

«Вячеславу Павловичу Шестакову, как напутствие на пути от Гёльдерлина к Хирону – к античному чуду, в котором страдание не захотело быть искуплением, в котором подвижник превзошел все подвиги героев, в котором ум был знанием и знание было нравственностью, и дух был инстинктом, который весь был воплощенным Разумом-Воображением».

Не надпись, а целый трактат. Голосовкер в это время издал несколько остроумных философских книжек – «Оргиазм и число», «Кант и Достоевский».

Зная мой интерес к античности, он пригласил меня к себе в холостяцкую квартиру на проспекте Ломоносова. Он сказал, что приглашает меня на «симпозиум», для чего достал бутылочку сухого вина. Потягивая его, он занимательно говорил о своем понимании античного мифа.

Очень светлые воспоминания остались у меня от встреч с Ильей Николаевичем Голенищевым-Кутузовым (1904–1969). Он вернулся в Россию после Второй мировой войны из Югославии, где, как говорят, был руководителем партизанского отряда. Он был прекрасным литературоведом, издал здесь несколько книг по итальянской литературе, в частности книгу о Данте и о средневековой итальянской литературе. Я познакомился с ним в 1961 г. В тот момент я готовил антологию и, пока в Академии художеств не появился В. В. Ванслов, где он надолго нашел себе приют, я обладал полной издательской свободой. Вряд ли Академия художеств была рада сотрудничать с эмигрантом, только что вернувшимся в Россию из-за границы, – ксенофобия была в крови у советских чиновников от культуры. Но я шел против течения. Для второго тома я заказал Голенищеву-Кутузову материалы по Италии XVII–XVIII вв. Он прекрасно справился с этой работой. И главное, работая над этим разделом, он показал положительное значение барокко для развития всей европейской культуры.

И. Н. Голенищев-Кутузов подготовил для антологии по эстетике переводы теоретиков барокко – Марино, Тезауро, Бартоли – и показал оригинальность их философии искусства как по отношению к теориям Возрождения, так и по отношению к наступающему классицизму. Его вклад в понимание культуры и эстетики XVII в. весьма значим и весом. Работать с ним было приятно и легко.

Тесные дружеские отношения связывали меня с Михаилом Александровичем Лифшицем и его женой Лидией Яковлевной Рейнгардт. По своей философской ориентации Лифшиц был марксистом. Свою литературную деятельность он начал еще в 30-х гг. С его предисловием и под его редакцией вышли антология «Маркс и Энгельс об искусстве», «Новая наука» Джамбаттисты Вико, «История искусства древности» И. И. Винкельмана. Статьи 30-х гг., посвященные Винкельману, Гегелю и Марксу, вышли в небольшой книжечке «Вопросы искусства и философии».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное