Подлинная форма близости

Праведность моих защитников все еще может временами соблазнять меня, а ведь я десятилетиями работал со своими частями. Неудивительно, что люди, которые даже не подозревают, что у них есть части, позволяют им завладевать собой. Они не осознают, что существует альтернатива войнам частей — что отношения «я + я» возможны и полезны. Эти люди могут даже освоить навыки общения и практиковать их, работая над проблемами, но нередко их защитники все равно будут говорить и чувствовать себя еще более праведными, поскольку теперь они играют по правилам. Однако я понял, что обычно гораздо лучше прекратить взаимодействие, как только какая-то часть захватывает власть и отказывается отступать. Я попрошу партнера сделать перерыв и предложу продолжить в другой раз. Я также дам понять, что использую это время для работы со своими частями, чтобы, когда мы продолжим, я мог эффективнее присутствовать. В это время я буду работать самостоятельно со своим защитником и с тем, что он оберегает, или если я не смогу далеко продвинуться самостоятельно, то позову на помощь психотерапевта. Таким образом, я использую в своих интересах способность партнера быть моим наставником — активизировать части, которые мне нужно исцелить, — и я также делаю то, что нужно для лучшего управления «я» в следующем разговоре.

Возможно, вы заметили: я не сказал, что объявлю перерыв, когда увижу, что какая-то часть захватила моего партнера. Цель не в том, чтобы говорить только тогда, когда партнером управляет его «я». Я считаю, что моя обязанность — стараться сохранять управление «я», даже если мой партнер его потерял. Если я могу это сделать, часто партнер восстанавливает управление «я» и мои части обретают уверенность в моем лидерстве, поскольку я показал им, что могу справиться с самыми крутыми бойцами моего партнера.

Это говорит о более масштабных целях взаимодействия с партнером по сложным вопросам. Я пришел к пониманию реальной ценности этого процесса не как решения проблем, хотя иногда такое случается; и это становится вишенкой на торте. Такие сложные дискуссии — это 1) возможность продемонстрировать моим частям, что они могут доверять мне даже перед лицом серьезной угрозы, и 2) способы получить доступ к ключевым изгнанникам, а затем и исцелить их. Если мой партнер придерживается такой же точки зрения, наши конфликты становятся ареной для серьезного роста — как в личном плане, так и в наших отношениях. Но если моя партнерша так не считает или не выполняет свою внутреннюю работу, я все равно могу многое извлечь из этого процесса.

Теперь мы уже не можем просто наблюдать за частями вашего партнера и указывать ему на них. Во время конфликта попытка отслеживать части партнера — хороший способ раздуть пламя. Если люди расстроены, большинству из них не нравится, когда им говорят, что они действуют неправильно, и маловероятно, что вы сохраните управление «я», когда поймете, что их часть взяла верх. Следовательно, когда я работаю с парой, то устанавливаю правило: они могут говорить о своих частях, но не о частях своего партнера. Итак, вместо того чтобы жаловаться: «Я вижу, что твоя истеричная часть снова здесь», можно просто сказать: «То, что ты делаешь, сейчас активизировало мою гневную часть, так что давай поговорим позже».

Одна из проблем, связанных с тем, что вы не останавливаетесь, а продолжаете войну частей, заключается в том, что, когда ваши защитники расстроены, они часто говорят обидные или резкие слова, которые вы не хотели произносить. Как обсуждалось ранее, они также безнаказанно используют «четырех всадников» Готтмана. Если вы продолжите, то в итоге нанесете вред изгнанникам партнера и создадите повторные травмы привязанности, которые подпитывают его защитников. В этом сценарии каждая ссора перестает быть шансом на повышение доверия к управлению «я» и личному исцелению и еще больше обременяет изгнанников каждого из партнеров чувством никчемности, а их защитников — недоверием.

Изгнанники за спинами защитников

Когда защитники вашего партнера полностью завладели им, разглагольствуют о ваших недостатках и их слова кажутся вам преувеличениями или даже выдумками, трудно не отреагировать на эту энергию и содержание. Раньше я всегда заглатывал наживку, когда кто-то неточно рассказывал о том, что я сделал, и стремился исправить содержание, а не реагировал на обиду, которая вызывала вспышку гнева. Какая-то часть меня считала себя обязанной проверять факты, как будто где-то была запись моей жизни, которая была бы испорчена, если бы я постоянно не исправлял неточности.