В «дни свобод» комитетчики организовались в коммуну и стали жить в поселке Верх-Исетского завода, в доме родителей Клавдии Новгородцевой. Так все-таки легче устроить свой быт. Михаила и Батурина старались кормить особенно активно: они явно отощали после Николаевских рот.
Однако, несмотря на слабость, Михаил сразу же включился в работу. Его голос опять зазвучал на рабочих собраниях. Вооруженное восстание — вот основная мысль его выступлений.
Но развернуться в Екатеринбурге Вилонову не удалось. По вызову Восточного бюро он уезжает в Самару.
Глава восьмая
Радостный ходил Михаил по самарским улицам. Они стали не только многолюднее и оживленнее, а как-то по-другому настроенными. Город митинговал, опьяненный свободами. Пропал страх перед полицейскими. Исчезли куда-то жандармы. Арестов не было.
Манифест манифестом, но все чувствовали, что главное еще впереди, что предстоит драка и, очевидно, немалая. Приближалась гроза, и, сам частица этой грозы, Михаил набросился на партийную работу. Комитетчики подобрались боевые. Кроме старого знакомого Василия Петровича, появились новые: Николай Накоряков, Петр Воеводин, Фридолин…
После летнего сезона волжские грузчики не разбрелись, как обычно, по селам, а по «случаю революции» остались в городе. После октябрьской забастовки им приходилось не сладко. Заработанные деньги уже прожиты, а новой работы нет. Целыми днями и в дождь, и в изморозь простаивали они толпами около губернаторского дома, требуя оплаты забастовочных дней и денежной помощи. Их пытались разгонять казаки, но на следующий день они снова собирались и опять упрямо выстаивали долгие часы. Терпение их уже подходило к концу. Грузчики стали злыми и раздражительными: ругались, дрались, попрошайничали, иногда даже грабили и раздевали прохожих. За водку и деньги некоторые из них стали продаваться черносотенцам.
В городе запахло погромами.
Работу среди грузчиков комитет поручил Вилонову. И вот, прихватив с собой одного рабочего, здоровенного и отчаянного парня, Михаил отправился на площадь. Не успели они подойти к грузчикам, как из соседней улицы вывалилась возбужденная и орущая толпа. Впереди два краснорожих мясника, одетых, несмотря на холодную погоду, в расшитые праздничные рубахи и жилеты. Пьяно раскачиваясь и распаляя себя криками, они размахивали белыми флагами — символом черной сотни. По мере их приближения грузчики нервно оживлялись. Еще минута и они сольются с погромщиками, и накопившийся гнев прорвется в диком инстинкте разрушения.
Михаил и его напарник бросились навстречу погромщикам. Несколько мгновений — и вырваны из пьяных рук флаги, скручены и брошены в подвернувшуюся пролетку «знаменосцы».
Все это произошло настолько быстро, что погромщики не успели и опомниться. Оставшись без вожаков, они некоторое время помыкались по площади и стали расползаться в разные стороны.
Когда Михаил взобрался на самодельную трибуну, он знал, что его будут слушать. Вокруг него теснилась волжская вольница: живописные лохмотья, обнаженные груди, всклокоченные чубы. На него смотрели все: кто настороженно, кто с симпатией, а большинство с любопытством, что-то нам скажет этот отчаянный парень, Он говорил горячо, грубовато, но о близком и наболевшем. Не льстил, не подлаживался, не сюсюкал, но болел их бедами, советовал и даже обвинял. И толпа не обижалась на резкие слова, она понимала: этот молодой сильный парень с большими рабочими руками, смелым лицом, буйной шевелюрой, не знающей шапки, и огромным шарфом, небрежно обмотанным вокруг шеи, хочет ей добра. Толпа постепенно оттаивала. А остроумные ответы на сыпавшиеся со всех сторон шутки и реплики окончательно покорили волжских богатырей.
— Тебя как зовут-то, парень?
— Называют все Михаилом.
— Так вот что, Миша-Шарф. Много ты тут нам наговорил. А давай всего этого добиваться вместе с нами.
— Согласен, но как остальные?
— Что, ребята?
— Согласны!
— Пущай говорит за нас с властями!
— Парень подходящий!
Так Михаил стал вожаком грузчиков, их представителем во всех переговорах с городскими властями. Анархистская вольница, обычно не признававшая никаких авторитетов и не поддающаяся никакой организации, стала слушаться его почти беспрекословно. В воспоминаниях знакомого нам по Казани Каллистова есть такой эпизод. Митинг грузчиков. Каллистов красноречиво убеждает их, что пить в революционное время грешно, что это на руку врагам революции… Толпа категорически протестует: без водки рабочему человеку никак нельзя. Следом выступает Вилонов. И митинг выносит решение: от употребления водки воздержаться.
Один из очевидцев вспоминал, как Михаил (или Миша-Шарф, как прозвали его в Самаре) напутствовал делегацию грузчиков, идущих к городскому голове:
— Нечего вам унижаться, выпрашивать милостыню. Вы уже не хитрованцы, а представители трудового народа, и стрелять гривенники у буржуев вам не полагается.