Подпольная кличка - Михаил

Вилонов не только сумел найти общий язык с грузчиками, но и много сделал для них. Вместе с делегатами добился оплаты забастовочных дней, заставил отцов города раскошелиться на общественные работы и бесплатные столовые. Был создан профсоюз грузчиков.

Погромы в городе были сорваны.

Как и вся Россия, Самара переживала эпоху митингов. Пожалуй, ни одну из свобод манифеста не использовали так широко, как свободу слова. Казалось, немая Россия обрела, наконец, дар речи и заговорила о своих болях. На митинги валили целыми толпами рабочие и мещане, военные и попы, босяки и чиновники. С надеждой узнать «всю правду» из далеких уездов целыми артелями приезжали в Самару крестьяне. Приходили все недовольные, обиженные, протестующие. Сюда тянуло идеалистов и скептиков, фанатиков и разочарованных, пессимистов и просто любопытных. Казалось, самарцы забросили из-за митингов свои обычные дела и развлечения. По вечерам пустели кабаки и рестораны, забывались карты и флирт, театр не давал сборов.

Главной трибуной Самары стал Народный дом — одно из самых больших общественных зданий города. Почти каждый вечер Михаил шел сюда. Около входа всегда людно: собирают деньги на оружие для дружин, раздают листовки и программы партий. Входил в огромный зал и, проталкиваясь, пробирался к сцене, туда, где собирались ораторы социал-демократов. Обычно здесь сидели Накоряков, Воеводин, Фридолин, Ильин.

Выбирали председателя, и митинг начинался. Говорили обо всем. Читали лекции и излагали партийные программы. Комментировали события в России и в городе. Солдат говорил о бедствиях в Маньчжурии. Мужик о земле и подлостях земского начальника. Босяк описывал положение «золотой» роты, телеграфист — ход забастовки. Каждый говорил о своем и по-своему. Купец Сенаторов выступил с речью: «Горе стране, у которой правители слабоумны». Он постоянно цитировал священное писание, говорил сумбурно, но весело и остроумно. Кончил же он свою довольно едкую критику призывом «послать со всей России людей почтенных» на совет к «слабоумному правителю». Часто брал слово слепой старик, которого все звали Матвеем Ивановичем. В этом же священном писании он находил уже аргументы о необходимости свержения самодержавия.

Михаил никогда не бывал здесь равнодушным. В полную силу работали мысли и чувства. Во время словесных битв он смеялся, любил, ненавидел, презирал… И зал тоже переживал целую гамму эмоций: аплодировал, свистел, хохотал, протестовал. Большинство относилось к митингам совершенно серьезно, как к живому делу, от которого зависит их будущая жизнь. Поэтому они жадно слушали, набрасывались на листовки и прокламации, с благодарностью жали руки «своим» ораторам. На сцену тянулись руки с серыми листами бумаги, исписанными жалобами, просьбами, предложениями.

Михаил с интересом следил за залом: каждый из ораторов как бы добавлял еще один мазок к огромной картине русской жизни. И выступая сам, он давал услышанным фактам оценку, доводил факт до вывода, не сделанного оратором. Он чувствовал, как люди, сидящие перед ним в зале, тянутся к правде, человечности, счастью, видел, как они ждут, надеются, верят…

После его выступлений приходили записки: «Главному оратору города Самары».

Россия тянулась к политике, Россия училась думать.

Возвращаясь как-то ночью, Михаил услышал, как извозчики спорили об ответственности министерств в Европе.

25 ноября в Самаре был создан Совет рабочих депутатов. Председателем его избрали Вилонова. Спать теперь Михаилу приходилось совсем мало, зато с каждым днем Совет набирал силу. Заводовладельцы вынуждены были подчиниться многим его решениям. Желая помочь трем тысячам голодающих крючников, Совет выдал им ордер в мучные лавки самарских купцов:

«Выдать крючникам в кредит за поручительством Совета рабочих депутатов две с половиной тысячи мешков муки. Следуемые за эту муку деньги будут уплачены Народным правительством».

Почти ежедневно на улицах города появлялись листовки:

ВСЕРОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ СТАЧКА И ВООРУЖЕННОЕ ВОССТАНИЕ

Мы, социал-демократы, говорим вам: готовьтесь к наступающей всероссийской политической стачке! Готовьтесь всеми силами и, готовясь к ней, помните, что она может послужить началом всенародного вооруженного восстания.

За свою свободу! За свое счастье! На победу! Гордо! Самоотверженно пойдем мы, братья по революции!

Радостно! Твердо! Неумолимо! До конца!

Самарский комитет социал-демократической рабочей партии.

НА УЛИЦУ, ТОВАРИЩИ РАБОЧИЕ! — призывал другой листок.

8 декабря остановилась привычная жизнь Самары. Город с утра замер. Стали заводы. Не открылись магазины и банки. Конка не выехала из парка. Типографии не работали, газеты не вышли. Железнодорожная станция пропускала только эшелоны с солдатами, возвращавшимися из Маньчжурии. По решению Совета работали лишь аптеки, больницы, хлебопекарни, мясные и молочные лавки. Продолжалась начавшаяся еще в ноябре забастовка телеграфистов.