Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

Головка въ шляп «голубка» оглянулась на мостъ.

Могутовъ вздрогнулъ. Онъ смотрлъ на лодку, и эта рзвая, живая барышня, повернувшаяся теперь лицомъ къ нему, была очень похожа на его Лелю, была вылитая его Леля.

— Леля, Леля! — закричалъ онъ во все горло, самъ не сознавая, что онъ длаетъ, и, какъ шальной, схватился за перила моста, наклонился весь впередъ и еще разъ закричалъ, что было мочи:- Леля, Леля!.. Я — Гордюша! Узнай меня!

Голосъ его оборвался. Хорошенькая головка въ шляп «голубка» смотрла на него, смотрли на него и гребцы, военные въ кителяхъ, опустивъ весла, а лодка двигалась сперва по инерціи впередъ, но все тише и тише, потомъ стала и начала неправильно пятиться назадъ. Прошла минута. Двушка быстро повернула головку назадъ и, какъ ружейный выстрлъ, пронесся по рк ея звонкій, молодой, пвучій крикъ: «впередъ!» Военные схватились за весла, дружно налегли на нихъ — и лодка понеслась. «Что за сумашедшій я человкъ, — продолжалъ думать Могутовъ. — Мало ли похожихъ есть на свт?… Тамъ, тамъ, далеко отсюда, моя Леля, моя сестра! Здсь нтъ ея, — она бы нашла меня… А можетъ-быть ея и на свт уже нтъ?… Что я за несчастный Макаръ, — зачмъ преслдуетъ меня горе-злосчастье?… Любилъ отца — и отецъ погибъ, погибъ опозоренный! Любилъ брата — и братъ погибъ, погибъ подъ розгами! Нашелъ самъ себ сестру, любилъ ее больше себя — и, наврно, погибла и ты, моя Леля, — погибла тоже не отъ радости и счастья!..»

Онъ тряхнулъ головой, хотлъ идти съ моста, но ноги не двигались, а глаза все смотрли на лодку. Лодка неслась скоро, вотъ она видна уже съ моста чуть-чуть, вотъ совсмъ не видать лодки, а онъ все стоитъ, въ глазахъ его мелькаетъ лодка; онъ видитъ Лелю въ лодк у руля, въ шляп съ распущенными волосами; онъ слышитъ ея звучный, пвучій крикъ «впередъ!» — и не военныхъ онъ видитъ за веслами, а себя и своего сожителя Коптева, и быстро несется лодка подъ ударами веселъ въ ихъ могучихъ рукахъ, и вотъ едва видна она, вотъ и совсмъ не видно лодки…. Какой-то туманъ заволокъ его глаза…

II.

«Какъ мн сть хочется!» — отходя отъ моста, оказалъ онъ громко и, пройдя мостъ, вошелъ въ первую мелочную лавочку. За прилавкомъ сидлъ рябой лавочникъ, въ рубах на выпускъ и въ растегнутомъ жилет вмсто сюртука.

— Дадите мн три фунта хлба полублаго и два фунта ветчины за это портмоне? — сказалъ Могутовъ, показывая лавочнику не новый, но совершенно цлый портмоне, за который онъ полгода назадъ заплатилъ рубль двадцать копекъ.

Лавочникъ взялъ портмоне, осмотрлъ его снаружи, открылъ, осмотрлъ внутри, засунулъ въ каждое отдленіе пальцы и долго возился ими тамъ; потомъ вынулъ изъ своего кармана грязный, старый, маленькій портмоне и долго посматривалъ то на свое, то на Могутовское.

— Можно, — сказалъ одъ наконецъ и началъ перерзывать цлый хлбъ пополамъ.

— Три фунта съ осьмой, да пущай, — сказалъ лавочникъ, взвсивъ одну половину хлба. — Два фунта съ лишнимъ, да пущай, — сказалъ онъ опять, когда отвсилъ кусокъ ветчины.

«Вотъ теперь сядемъ подъ деревомъ, да и закусимъ», — думалъ Могутовъ, выходя изъ лавки съ хлбомъ и ветчиной, завязанными въ носовой платокъ… Онъ слъ подъ деревомъ въ Петровскомъ парк. Мсто не было глухое, видна Малая Нева, шагахъ въ тридцати — шоссе на Петербургскую сторону, по шоссе двигались, хотя и не часто, прозжавшіе и пшеходы. Онъ сидлъ лицомъ къ шоссе и лъ хлбъ и ветчину, поглядывая по сторонамъ. Ему хотлось не думать о Лели и, глядя на людей, возбудить въ голов мысли не о себ и не о ней; но не слушалась голова и только Лелей была волна она.

«Какъ бы я то прокатилъ тебя, Леля, въ такой лодочк!.. Я бы не занимался для себя только, а работалъ бы на сторон: давалъ уроки, чертилъ, переписывалъ…. Зарабатывалъ бы еще рублей тридцать пять, а на пятьдесятъ, шестьдесятъ рублей въ мсяцъ мы съ тобой славно зажили бы… Какой бы я тебя умницей сдлалъ! Ты бы брала уроки музыки, упражнялась въ языкахъ, а тамъ и сама помогала бы заработывать деньги: ты вдь у меня умницей была, доброй, послушной и смлой…. Черезъ три года — конецъ ученію, я — техникъ, и хорошій техникъ, вольный казакъ, дорога широкая…. Но отчего же нтъ тебя? Отчего не пишешь ты къ Гордюш?… Ушла, наврно ушла, изъ С-ля. Но гд же ты, моя дорогая? Жива ли? Или…» Голова его сама собой наклонилась, челюсти перестали жевать, лицо стало злымъ, руки безсознательно сжимали хлбъ и ветчину…. Онъ тряхнулъ головой, началъ скоро и жадно сть и пристально всматриваться кругомъ. Онъ смотритъ на рку; но широкая, покрытая блестящею зыбью, рка не вызываетъ въ немъ мыслей. Онъ смотритъ на берегъ, видитъ у берега лодку — и въ голов опять рисуется лодочка съ рулевымъ въ шляп «голубка», но онъ силой гонитъ прочь и лодочку, и рулеваго.

«Не примутъ ли меня дней на десять въ перевозчики? — говоритъ онъ громко. — Я пробовалъ грести въ Колпин,- кажется, хорошо… Вотъ помъ, отдохну, да и отправлюсь на набережную… Сперва нужно къ Уржумцеву. Хорошо, если есть деньги, а если нтъ?… И безъ денегъ уйду пшкомъ. Тамъ регулярно уже устроимся, мысли глупыя не ползутъ въ голову».