Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Поживемъ — увидимъ. А придется очень скверно, свяжутъ по рукамъ и ногамъ, можно убжать. И изъ каторги бгаютъ, — спокойно отвчалъ Могутовъ.

— Но куда бжать?… Гд нтъ палестинцевъ? — все такъ же взволнованно спрашивалъ Перехавшій.

— Міръ — широкъ. Въ отчизн тяжело, такъ въ Европ и Америк полегче, — все такъ же спокойно сказалъ Могутовъ.

Перехавшій всталъ. „Тутъ не одна молодость и самонадянность, — думалъ онъ, устремивъ глаза на Могутова. — Тутъ не то…. А что же?“

— Васъ удивляетъ кое равнодушіе? — спросилъ Могутовъ. — Пережитаго было такъ много, оно такъ нжно касалось меня, что можно равнодушно ждать будущихъ благъ…. Голосъ его дрогнулъ; въ послднихъ словахъ слышно было что-то похожее на отчаяніе, злость, на вздохъ человка, котораго необходимость заставляетъ слдовать по извстному тяжелому пути.

Чуткій слухъ Перехавшаго уловилъ эту ноту грусти въ голос Могутова — и съ устъ его, почти помимо его воли, полилась утшительная рчь.

— Правда, правда! — говорилъ онъ. — Правда, дорогой мой Гордй Петровичъ! Только моя разбитая физически и нравственно натура способна рисовать ваше положеніе Богъ знаетъ какимъ. Правда! Вы — сильный, здоровый человкъ; вы не женаты, — чего вамъ унывать? Поищите труда. Не даютъ — земля не клиномъ сошлась; плохо на родин — міръ великъ. Правда, правда!.. Знаете, о чемъ я думаю теперь? Я бы хотлъ быть здоровымъ, я бы пошелъ тогда за вами…. Слушайте, Гордй Петровичъ! Я плохъ, но я еще могу быть кое на что полезенъ. Откройте мн вашу душу, разскажите мн ваше прошлое, ваши планы въ будущемъ, — и если я, какъ существо больное, не пойду за вами, то, на вашемъ поход, во время вашего привала, я буду ходить за вами, какъ старушка-няня, которая не перестаетъ любить, холить и нжить своего бывшаго пестуна, хотя пестунъ уже смется надъ ея сказками и, только вспоминая прошлыя ея ласки, длится съ нею и глубокой думой головы, и сильнымъ трепетомъ сердца, что хоронилъ даже отъ друзей и пріятелей. Позвольте мн быть вашей няней, Гордй Петровичъ! — горячо закончилъ Перехавшій свое утшеніе.

— „Экій чудакъ!“ — подумалъ Могутовъ и потомъ сказалъ:- Разсказать вамъ прошедшее и планы въ будущемъ?… О прошедшемъ — можно, а будущее… оно въ рукахъ Божіихъ… Меня Богъ надлилъ хорошею памятью, — началъ Могутовъ свой разсказъ, — Я помню случай, — и онъ иной разъ отлично рисуется въ голов,- когда мн было четыре года и когда моя семья перезжала изъ Малороссіи на Кавказъ, куда отецъ ухалъ ране семьи и гд онъ уже служилъ въ губернскомъ правленіи. Кибитка, въ которой помщался только я, — вся семья хала впереди, въ другой кибитк,- въ степи Войска Донскаго опрокинулась. Поднялась тревога. Въ сторон и близко отъ дороги виднлась степь, покрытая ярко-цвтущею травой. Я забрался туда. Кибитку подняли и вс ухали. Я остался одинъ. Мн не было страшно; я даже не охотно ушелъ изъ ярко-цвтущей травы, когда чрезъ нкоторое время семья вернулась и, перепуганная, нашла меня въ трав.

— Присядемъ, Гордй Петровичъ, — сказалъ Перехавшій, вогда Могутовъ замолчалъ и они подошли къ скамейк. — Я слушаю васъ, Гордй Петровичъ, — сказалъ Перехавшій, когда оба услись на скамейк, но Могутовъ молчалъ. — Потомъ, — началъ онъ, — потомъ….

Авторъ проситъ позволенія у читателей разсказать боле подробно и въ повствовательной форм то, что разсказывалъ дале Могутовъ. Читатель знаетъ уже жизнь Могутова до его отъзда въ Петербургъ. Изложеніе его петербургской жизни до прізда въ городъ С-нскъ займетъ слдующія три главы, и читатель можетъ пропустить ихъ, если онъ интересуется только постройкою земствомъ желзной дороги.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Вредный человкъ въ «сред народа» и читаетъ «народу» стихи

I.