— Вопросъ уважаемаго Дормидонта Николаевича — чисто личный. Отвчать на него можно только зная положеніе каждаго, кто предложитъ подобный ему вопросъ, и я позволю себ сказать нсколько словъ, лично относящихся къ уважаемому Дормидонту Николаевичу. Это было лтъ пять-шесть назадъ. Стояла весна. Дормидонтъ Николаевичъ только-что началъ тогда приводить свое имніе въ порядокъ, а надъ всми нами носилась гроза возмущенія Польши, революціонныхъ поджоговъ и громкій набатъ Михаила Никифоровича, „макающаго перо въ разумъ“. Я былъ тогда сосдомъ Дормидонта Николаевича и часто бывалъ у него. Я любовался, какъ онъ, считая возмущеніе Польши за безсмысленную барскую затю, а революціонные пожары — за сплетни пустыхъ головъ, энергичной съ упорнымъ трудомъ приводилъ въ порядокъ имніе, доставшееся ему въ сильно-разоренномъ вид. И вотъ, въ это время, когда еще и крестьянскій вопросъ не былъ окончательно ршенъ, Дормидонтъ Николаевичъ получаетъ письмо, въ которомъ его увдомляли, что его дальняя родственница, молодая двушка, больна и, потерявъ мать, безъ родныхъ и близкихъ, лежитъ въ Варшав въ больниц. Дормидонтъ Николаевичъ, не задумываясь долго, оставилъ хозяйство, а оно далеко не было тогда въ такомъ порядк, какъ теперь, и похалъ въ Варшаву съ женой. Они прожили въ Варпщв почти полгода, возвратились назадъ съ выздороввшей дальнею родственницей, и, какъ онъ самъ тогда передавалъ, нашелъ свое хозяйство въ порядк и работа въ немъ не была пріостановлена… Пусть извинитъ меня Дормидонтъ Николаевичъ за личное мое воспоминаніе о личномъ его дл,- я сказалъ правду… Больше я ничего не могу сказать на его вопросъ, кром разв тхъ фразъ, которыя такъ не нравятся Дормидонту Николаевичу. Пусть проститъ онъ, но мн кажется, что голодъ и разореніе крестьянъ нашей губерніи не мене близки ему и всмъ намъ, дворянамъ и землевладльцамъ, чмъ больная дальняя родственница, которую Дормидонтъ Николаевичъ никогда даже не видлъ, но для которой онъ не колеблясь покинулъ хозяйство на цлые полгода. Тогда Дормидонтъ Николаевичъ нашелъ свое имніе въ полномъ порядк, и я думаю, что онъ найдетъ его въ такомъ же порядк и теперь, если, внявъ голосу гражданина родины, онъ будетъ участвовать въ постройк желзной дороги для уничтоженія голода въ народ губерніи. Noblesse oblige, Дормидонтъ Николаевичъ!
Въ рчи Кречетова было такъ много задушевности и какъ бы братской раздражительности, что когда онъ кончилъ, то вс гласные, съ улыбкой одобренія въ лиц, съ горячею любовью въ глазахъ смотрли на него и соглашались, что тотъ изъ нихъ, кто окончательно не можетъ покинуть хозяйства, тотъ пусть и не участвуетъ въ постройк дороги, а у кого порядокъ въ имніи заведенъ, тотъ смло можетъ рискнуть попытать счастіе заработать порядочный кушъ денегъ на дорог, въ чемъ не сомнвался и самъ Дормидонтъ Николаевичъ. Да и наконецъ разв дорогу за тысячу верстъ отъ имнія строить приходится? — Совсмъ нтъ, и можно будетъ всякій праздникъ побывать въ имніи; а у кого есть жена, мать, братъ или даже хорошій староста, то и совсмъ можно только въ посвъ, снокосъ, да во время жатвы навернуться въ имніе, — и все будетъ, Богъ дастъ, въ порядк.
Какъ жаль, что Кречетовъ, увлеченный желзною дорогой и способомъ ея постройки, забылъ о присутствіи въ собраніи Катерины Дмитріевны, не подошелъ теперь къ ней и не попросилъ окончательнаго отвта на свое объясненіе въ любви къ ней. Она пристально смотрла на него и взглядъ ея былъ полонъ благодарности, уваженія, доврія, любви и ласки къ нему; онъ самъ былъ теперь такъ естествененъ, безъ малйшей надутости и брюзгливости въ лиц, что, подойди онъ теперь и попроси отвта, можетъ-быть глаза Катерины Дмитріевны сверкнули бы огнемъ страсти къ нему и изъ устъ ея слетло бы такъ дорогое для Кречетова „да, люблю“. Но онъ увлекся дорогою, онъ позабылъ о присутствіи въ собраніи Катерины Дмитріевны, онъ не подошелъ къ ней и… Жаль, очень жаль, что не подошелъ, — можетъ-быть тогда бы не разыгралось много дурнаго надъ недурнымъ, но много уже испытавшимъ княземъ Король-Кречетовымъ.
Дальнйшихъ охотниковъ произноситъ рчи въ собраніи не оказалось и предсдатель прервалъ засданіе на полчаса, чтобы дать время гласнымъ окончательно столковаться предъ началомъ баллотировки. И гласные, дйствительно, громко и горячо принялись столковываться, сгруппировавшись вокругъ Кречетова, Рымнина, губернскаго предводителя и Дормидонта Николаевича. Изъ публики многіе начали уходить и въ числ уходившихъ были Софья Михайловна съ падчерицей и со Львовымъ, Вороновымъ и Орцкимъ. У самаго выхода ихъ встртилъ Кожуховъ, который появился среди публики одновременно со входомъ въ собраніе губернатора. Онъ все время сидлъ въ самомъ послднемъ ряду стульевъ и только теперь раскланивался съ выходившими знакомыми дамами и ихъ кавалерами.