Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

„Милостивый Государь

Господинъ Могутовъ!

«Извините, что не знаю, какъ васъ зовутъ и что поэтому называю васъ по фамиліи. Я васъ видла только одинъ разъ, когда ворона сидла на спин лошади у широкаго поля, когда вы пли псню на голосъ „Руслана“ и когда дв дамы помшали вамъ пть, за что вы ихъ очень справедливо назвали воронами. Но я много о васъ слышала, что возбудило во мн глубокое уваженіе къ вамъ и сильное желаніе познакомиться покороче съ вами.

„Папа и мама посылаютъ сегодня пасху всмъ своимъ хорошимъ знакомымъ, а мн пришла мысль послать пасху вамъ, чтобы напомнить вамъ время вашего дтства и, главное, чтобы заявить вамъ о своемъ сильномъ желаніи познакомиться съ вами. Вы извините и не сердитесь за это на уважающую васъ Екатерину Рымнину“.

Прочитавъ написанное, она осталась имъ довольна, запечатала. въ конвертъ, написала адресъ и, войдя въ залу, отдала: письмо Ивану, сказавъ, чтобъ онъ зашелъ къ Львову, спросилъ у Львова, гд живетъ господинъ, который написанъ на конверт, и снесъ ему письмо и завязанное въ салфетку.

— Отвта не требуется? — спроситъ Иванъ.

— Если дадутъ отвтъ, — принесите, а не дадутъ, — не спрашивайте.

— Слушаю-съ.

Иванъ ушелъ. Она старается быть спокойной, мо ея сердечко бьется ужасно и она съ нетерпніемъ ожидаетъ возвращенія Ивана. — „Если возвратитъ назадъ, — думаетъ она, — если ничего не отвтитъ на письмо, — я забуду его, перестану думать о немъ, всему будетъ конецъ… Я дамъ согласіе Кречетову, я буду его любить…“ Она задумывается, садится у окна на улицу и къ глазамъ подступили слезы.

„Не плачь, перестань, глупенькая двочка! Вдь слезами горю не поможешь, — утшала она громко самоё себя, а слезы сами собою катились изъ ея глазъ и тихо, тихо струились по ея блднымъ щекамъ. — Не вс выходятъ замужъ по любви, а живутъ, и счастливо живутъ“.

Она хочетъ прогнать тяжелыя мысли, перестаетъ плакать и смотритъ въ окошко. Темно, почти ничего не видно, и лишь вдали мелькаетъ слабый желтый свтъ уличнаго фонари.

„А что если прыгнуть въ окно, упасть въ низъ головой? Умереть и — всему конецъ… А тамъ?..“

— Сторонись, лшій! — громко крикнулъ кто-то на улиц.

Она вздрогнула, торопливо отошла отъ окна, сла въ самый дальній и темный уголъ залы и начала тихо разговаривать сама съ собою:- „Тамъ будетъ тяжело. Такъ гршно. Нужно жить, какъ можно… Не всмъ весело, не вс счастливы. Мама разв счастлива, голодные крестьяне разв счастливы? Нужно любить всхъ, а не одного…“

— Кланялись и приказали отдать письмо и вотъ это, — подавая ей письмо и приподнявъ другою рукой что-то, завернутое въ бумагу, прервалъ ея думу возвратившійся Иванъ.

— Хорошо, — совершенно спокойно отвтила она, взяла письмо и свертокъ и медленно ушла въ кабинетъ. Она не распечатываетъ письма, она держитъ его въ дрожащей рук, а сама морально улыбается и торопливо ходитъ по кабинету. Что такое написано въ письм,- ей все равно. Она заране довольна отвтомъ, — довольна, что не возвратили назадъ ея подарка, что ей также прислано что-то тяжелое. Наконецъ, она порывисто распечатываетъ письмо и читаетъ отвтъ Могутова: