Подсечное хозяйство, или Земство строит железную дорогу

— Да, да! передразниваетъ отца мать. — Ты-бы сперва сказалъ, когда будутъ у насъ деньги? Тогда-бы и отдавалъ сыновей по гимназіямъ! Дочери — невсты, ходятъ хуже горничныхъ простыхъ чиновниковъ, а онъ, тоже чиновникъ, столоначальникъ вексельнаго стола, гроша за душой не иметъ, весь въ долгу, семья безъ хлба днюетъ!

Отецъ садится за столъ и начинаетъ писать подъ воркотню матери; сестры, надувшись, садятся за пяльцы, начинаютъ скоро шить и зло откусывать нитки; Гордій и Вася уходятъ въ садъ. Они забираются въ глухое, заросшее бурьяномъ, мсто.

— А что я безъ тебя буду длать, Гордюша?… Вс меня будутъ обижать!.. Большіе голубые, прозрачные, какъ стекло, глаза Васи наливаются слезами. — Сестры будутъ обижать, мать будетъ бить, тебя не будетъ, — никто не заступится!.. Отецъ перестанетъ разсказывать, ты перестанешь учить меня и играть со мной… Мальчикъ рыдалъ, обнявши рученками другаго мальчика.

— А ты, Вася, учи наизусть книжки, чтобы не скучно было смирно сидть…. Будемъ вмст просить отца, чтобы онъ и тебя отдалъ въ гимназію…. Ты тоже будешь хорошо учиться и тебя тоже примутъ на казенный счетъ. Мы будемъ рядомъ спать! Какія тамъ славныя постели!.. Только ты, Вася, тамъ не шали. Дома мамаша за шалости только бранитъ, за волосы выдеретъ, а тамъ розгами порютъ! Ой, ой, какъ больно! Меня еще не скли, но я разъ видлъ… Скинутъ штаны, одинъ солдатъ держитъ за голову, другой за ноги, а третій со всего размаху бьетъ розгами! Сперва синія полоски остаются, а потомъ кровь идетъ! Сперва ученикъ кричитъ, а потомъ только стонетъ!.. А какъ потомъ ему бдному стыдно! Весь красный, два дня сидть не можетъ, въ глаза стыдится смотрть…. Я, Вася, умру, когда меня поведутъ счь!.. Я въ гимназіи тихонькій, сижу ровно, все смотрю на доску, уроки учу крпко на крпко!.. Я никогда не бгаю, а все читаю книжки, меня и зовутъ долбешкой, кантонистомъ, сперва даже били, а теперь только смются…. Вотъ и ты, Вася, такъ: все читай, крпко учи уроки, смотри на доску и ровно сиди, — тебя и примутъ на казенный счетъ…. Намъ будетъ тогда весело, тогда и я не буду всегда одинъ….

— Мать не позволитъ отцу отдать меня въ гимназію! Отецъ мало носитъ денегъ, а въ гимназію нужно платить….

— А ты проси мать, и я буду просить. Скажемъ, что и тебя примутъ на казенный счетъ, тогда не нужно будетъ одвать и кормить тебя.

Такъ долго, долго лежатъ мальчики; но отъ житейскихъ разговоровъ они не вдаются въ поэзію, старшій не разсказываетъ младшему сказокъ, а, покончивъ разговоръ, принимается, въ томъ-же бурьян и при брат Вас, учить уроки. Онъ учитъ новый завтъ, какъ Христосъ воскресилъ Лазаря, какъ Іуда продалъ Христа. Вася слушаетъ со вниманіемъ, лежа безъ движенія въ бурьян; но его большіе глаза длаются теперь еще большими, длинныя вки по цлымъ часамъ подняты и безъ движенія, блая, блдная кожа на лиц еще блдне, рдкіе, мягкіе волосы ребенка разметались во вс стороны, и на его большомъ, высокомъ лбу выступили жилки, налитыя кровью.

— Хорошо-бы было, Гордюша, если-бы Іуда не продалъ Христа! Зачмъ Богъ не убилъ Іуду маленькимъ? спрашиваетъ Вася, когда Гордій, окончивъ одинъ урокъ, потягивается, прежде чмъ приняться за другой.

— Такъ самъ Богъ захотлъ. Помнишь, мы учили въ ветхомъ завт, какъ Богъ, задолго до рожденія Христа, говорилъ пророкамъ, «что Христосъ умретъ и въ третій день воскреснетъ, какъ Іона во чрев кита былъ три дня и три ночи»….

Гордій опять принимается за урокъ, Вася лежитъ, какъ мертвый, блдный, съ едва замтнымъ признакомъ дыханія.

— А зачмъ Богъ захотлъ, чтобы Іуда продалъ Христа? Пусть-бы Христосъ жилъ. Онъ воскрешалъ-бы мертвыхъ, давалъ хлбъ бднымъ, исцлялъ больныхъ…. тихо, какъ въ бреду, говоритъ Вася.

— Христосъ своею кровію искупилъ грхъ Адама и Евы. Разв ты забылъ, какъ Адамъ и Ева преступили заповдь Божію, и Богъ изгналъ за это Адама и Еву изъ рая?! — Христосъ своею кровію искупилъ ихъ грхъ.

— А для чего Богъ не простилъ Еву? Вдь Богъ добрый… Зачмъ Богъ погубилъ Іуду?…

Гордій молчитъ. Ему, постоянно занятому, подобныя мысли не приходили въ голову, и онъ задумывается надъ вопросомъ брата. И какъ сосредоточенны лица обоихъ мальчиковъ! Сколько какой-то поэтической грусти въ широко-раскрытыхъ глазахъ Васи и сколько солиднаго напряженія, мысли серьезной, въ задумчиво-сосредоточенномъ взгляд Гордія!

— Я самъ не знаю, Вася, угрюмо отвчаетъ Гордій, какъ-бы недовольный тмъ, что не могъ надумать, отъ чего Богъ, прощающій грхи молящимся Ему, не простилъ Адаму и Ев ихъ перваго и единственнаго грха? Отъ чего Богъ, предназначивъ смерть Сыну, задолго до Его рожденія, выбралъ Іуду виновникомъ этой смерти?

— Надо спросить батюшку, отца Серапіона, когда онъ не будетъ сердитый…. Могутъ на экзамен объ этомъ спросить.

— Спросимъ отца…. Онъ, Гордюша, знаетъ хорошо законъ Божій…. Онъ боится матери, — все молчитъ, а я слышалъ, какъ онъ ночью молился Богу: такъ долго и хорошо…. Ты такъ не умешь, Гордюша!

— Спросимъ отца. Пусть онъ и молиться поучитъ насъ, какъ самъ уметъ.